Проблема “наука и нравственность” с особой остротой обозначилась во второй половине XX века, после взрывов атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки. До этих трагических событий вопрос об этике науки сводился только к вопросу о профессиональной этике ученого. Предполагалось, что ученый должен следовать этическим нормам научного этоса: стараться стать профессионалом высокого класса, не фальсифицировать данные в угоду той или иной точке зрения, не заниматься плагиатом. В остальном свобода научного творчества ничем не ограничивалась. Такая позиция имела своим истоком мировоззрение Просвещения, согласно которому развитие науки не несет в себе негативного заряда и непременно ведет к прогрессу и процветанию человечества. С середины XX века на повестку дня встал вопрос о социальной ответственности ученого.
При этом, однако, и после этих событий предполагалось, что степень такой ответственности определяется тем, в какой сфере научной деятельности работает ученый. Считалось, что моральную ответственность правомерно возлагать только на ученого-прикладника или технолога. Исследователь, занятый в фундаментальной сфере, не может нести ответственность за негативные последствия развития науки. Конечно, думать о последствиях он не просто может - обязан. Но возможности повлиять на реализацию тех или иных приложений у него отнюдь не такие мощные как у прикладника или технолога.
Невозможно прежде всего предугадать, как в дальнейшем будет использовано научное открытие. “Практический выход фундаментальных исследований остается, как правило, непредсказуемым”, - утверждает отечественный физик-теоретик М.А.Марков [3, с.33]. Во времена Марии Кюри-Складовской и Пьера Кюри никто не мог предвидеть, что открытая ими естественная радиоактивность приведет в конце концов к созданию атомной бомбы. Так что, полагалось, и возлагать на них ответственность за такое приложение было бы несправедливо.
Сторонники традиционной точки зрения на этику науки утверждали, что существует временной интервал между открытием в сфере фундаментальных исследований и технологическим приложением. Этот интервал оценивался в 15-20 лет. Об этом свидетельствовала история развития науки и технологии.
Так, теория, позволившая понять и объяснить явление полупроводимости (квантовая теория твердого тела), была создана в 30-х гг. прошлого века, но широкое использование полупроводников в радиотехнике началось только в 50-х гг. Или другой пример. Ныне хорошо известны блестящие практические достижения генной инженерии. Достаточно перечислить получение с помощью ее методов таких жизненно важных лекарств как инсулин, интерферон; создание высокопродуктивных штаммов микроорганизмов для получения аминокислот, антибиотиков, ферментов, витаминов; набирающую силу генную терапию, разработки в области получения генетически измененных продуктов питания и т.д… Но ведь еще в 60-х гг. ХХ века было неясно, даст ли вообще что-нибудь полезное молекулярная биология. И многие ученые сетовали на то, что на эту область исследований отпускается слишком много средств.
Таким образом, для традиционного взгляда на фундаментальную науку как на этически нейтральную существовали объективные основания. Конечно, никто при этом не утверждал, что ученый, занятый в сфере фундаментальных наук, не должен испытывать беспокойства по поводу возможных деструктивных применений научных открытий. Предполагалось, что если он знает о возможности такого приложения, он обязан сделать все возможное, чтобы предотвратить его. Он должен предупредить коллег, выступить в печати, известив общественность о грозящей опасности, принять участие в соответствующих экспертных советах и комиссиях и т.д.
Речь таким образом, шла не о моральной максиме, а об объективных возможностях ученого, занятого в фундаментальных исследованиях, контролировать процесс технологических применений фундаментальной науки.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.