Творческий путь Ивана Сергеевича Тургенева, страница 8

Исповедь Марьи Александровны неожиданно  обнаруживает, что «лишние люди», часто невольно, а иногда и незаметно для себя, играют активную общественную роль. Человек такого склада входит в жизнь русской женщины не только как возлюбленный, но и как духовный наставник. Исповедь героини дает возможность почувствовать его огромную власть над чужой душой; а вместе с тем, из признаний героя становится ясно, что власть эта принадлежит человеку, занятому только собой, равнодушного к судьбе другого. «Лишний человек» предстает одновременно жертвой собственной драмы и виновником чужой.

В предсмертном письме Алексея Петровича прямо высказана мысль о страсти как о стихийной силе, порабощающей человека. Но здесь страсть уже не связывается с представлением о высоком самозабвении, как было в «Затишье». Для Алексея Петровича любовь оказалась рабством в простейшем и низменном смысле этого слова и вместе с тем причиной переоценки собственных верований и убеждений.

Вырисовывается иное мировоззрение героя, противопоставленное его же прежним взглядам, которым героиня, а вместе с ней и читатель, уже успели довериться. Происходит столкновение 2-х противоположных представлений о любви. Одно – первоначальное – предполагает в любви возможность равенства, гармонии, свободного соединения душ. Другое – новое – открывает в ее основе иной закон: «в любви одно лицо раб, а другое властелин».

Повествованию о необъяснимой страсти героя к танцовщицы по-своему вторит рассказ о любви его старого приятеля М. к неаполитанке Нинетте. Параллелизм 2-х любовных историй не акцентируется явно, но в них так много похожего, что они могут быть поняты как варианты одной и той же ситуации. Тем существеннее различие переживаний двух людей. Один отдается страсти радостно, безоглядно, полностью сливаясь с чувством. Другой подчиняется страсти против воли, как враждебной силе, воспринимая ее как бы со стороны, подобно обреченному, наблюдающему симптомы неизлечимой болезни. По-разному пережитая страсть и приносит людям совершенно разное. Одному – ощущение «непозволительного» счастья, способность поэтического восприятия мира, беспечность, отрешенность от забот, расчетов, рассудочных соображений. Другому – чувство зависимости, унижения, бесплодные муки, наконец, такое состояние души и тела, которое действительно подобно болезни. В итоге представление о природе страсти оказывается подвижным.

В повести «Фауст» , 1856г. коллизия счастья и долга становится центральной темой. Тургенев, как и в «Переписке», использует эпистолярную форму, но на этот раз присущего ей многоголосия нет: читатель знакомится только с письмами одного лица. Зато диапазон этой единственной исповеди расширен по сравнению с «Перепиской» и включает элементы новеллистического рассказа: здесь есть и портреты, и описания быта, и драматические сцены, воссозданные с редким для эпистолярного повествования обилием деталей.

Богатство форм изображения связано с появлением нового героя, отчасти подготовленного «Перепиской» и окончательно раскрывшегося в таких повестях, как «Ася» и «Первая любовь».

Новый человеческий тип Тургенева еще хранит связь с «лишними людьми», но то, что составляет главное его содержание, совершенно не укладывается в традиционное представление о них. Герой «Фауста» наделен психологией, в которой нет ничего болезненного. Он не оторван от жизни, в духовном строе его личности развитое самосознание не исключает непосредственности и не противоречит способности отдаваться чувствам или мгновенным впечатлениям. В этом секрет его слабости и обаяния.

Герой нового склада несет в себе столь ценную для Тургенева стихию душевной простоты – при всей тонкости его чувств они понятны и близки каждому. С этим качеством соединяются дар поэтического созерцания и широта мысли, которые дают возможность воспринять весь мир как единое целое.

Подробности личных воспоминаний даются в прямой и непосредственной соотнесенности с бесконечным движением жизни, с мыслью о вечном ее обновлении. Рассказ о том, как складывается личная судьба двух людей, перерастает в исследование общих законов бытия. Одновременно происходит более конкретное, социально-историческое осмысление жизненной драмы героя.