Последний раз об “экзистенциальном существовании”, страница 8

[2] Откровенно говоря, я не совсем раскусил ту реформацию в употреблении знаков препинания, которую предлагает С. Э. Никулин (см. прим. 1 к «Отзыву»), тем более, что в документе, которым я располагаю, все кавычки выглядят одинаково. Согласно моему (возможно несколько старомодному) представлению кавычки — это знак препинания, который используется для выделения: 1) прямой речи; 2) цитат в тексте; 3) названий пароходов газет, журналов, предприятий, и т. п.; 4) необычного употребления слов с особой смысловой или эмоциональной нагрузкой; 5) новых слов, еще не ставших общеупотребительными в языке. Если кавычки используются С. Э. Никулиным не для передачи цитаты, а для «других случаев» (т. е., видимо, для случаев 1, 3-5 по указанному списку), то в нашем контексте уместно предположить, что эти «другие случаи» все же имеют нечто общее с попыткой передачи хотя бы приблизительного смысла того, что было сказано в рецензии, на которую написан «Отзыв». Боюсь, что любые другие «другие случаи» выходят за пределы моего понимания.

[3] В своем жизненном мире мне, правда, не часто приходится сталкиваться с офицерами МВД, однако из личного опыта своей срочной службы в рядах ВС СССР я вынес главным образом уважительное отношение к офицерскому составу. Если С. Э. Никулин на опыте убедился в совершенно обратном, то мне остается только принести ему свои извинения и посочувствовать. Но как быть тогда с “защитой мундира”?

[4] К слову сказать, “систематика” (систематическая философия) и систематизация — разные вещи.

[5] Если для С. Э. Никулина этот аспект является чем-то неожиданным, то могу обратить его внимание на мою рецензию на книгу проф. Вальденфельса, опубликованную в том же номере Логоса (9 (19) 1999), где я специально отмечаю то обстоятельство, что, в частности, феноменологию после войны приходилось завозить обратно в Германию из Франции.

[6] Достаточно сравнить мою рецензию в том же номере Логоса на перевод “Положения об основании” Хайдеггера с рецензией на ту же книгу в Ex libris НГ от 03.02.2000 (с. 4), где выясняется, что “Теперь мы читаем “Бытие и время” как книгу о героическом принятии Ничто … — своего рода песнь буревестника будущей нацистской революции”, чтобы оценить различие между тем, какие вещи я сказал о работе Больнова, и какие могут быть сказаны в этой связи.

[7] Для сведения С. Э. Никулина (если он не знаком с судьбами других философских течений в Германии в это время) привожу одно обстоятельство специально 1942 года: “Als Frau Reinach Anfang 1942 mit Hilfe von Freunden als Jüdin auf illegalen Wegen Deutschland verlassen mußte, entschloß sie sich daher, die Manuskripte zu verbrennen, um sie nicht in unbefugte Hände fallen zu lassen” (E. Ave-Lallemant, Geleitwort // A. Reinach. Sämtliche Werke. Texkritische Ausgabe in zwei Bänden. Bd. I. S. XI).

[8] Причем непонятно, то ли это начало следующего предложения, то ли что-то выпало, так как перед словом “Экзистенция”, написанным с большой буквы, не стоит никакого знака препинания, в результате чего два предложения сливаются в какое-то невообразимое целое.

[9] Это замечательное пояснение С. Э. Никулина: “Выдвинутое понятие “экзистенциального существования” — “лабораторный” русско-латинский гибрид. Подобно ступени ракеты, он призван способствовать выведению понимания на соответствующую устойчивую орбиту, после чего может за ненадобностью “отпасть”” (Больнов, 1999, с. 184).

[10] Поскольку у С. Э. Никулина, как следует из его собственного признания, имеются некоторые сложности с семантикой личных имен (моего в частности), то могу заметить, что глубокомысленные размышления по этому поводу уместны, например, в том случае, если при посещении зоопарка в клетке с надписью “носорог Боря” он увидит льва. В упомянутом же частном случае я считаю их неуместными.