Павлово-на-Оке: мечтатели в снопе искр. Путешествие юной москвички по следам "Павловских очерков" В.Г. Короленко, страница 6

3. «Москве наша жизнь неинтересна»

Внезапно Анатолий Николаевич сменяет тему:

- Стойте, а Вы павловская?

- Нет, я из Москвы.

- Оха, мама родная! А я-то тут раз… Ууу, так это вот как, из Москвы…

- Вы не любите москвичей?

- Ну почему, у меня даже приятель в Москве есть. Я думал, Вы в Нижнем что-то там изучаете, а Москве наша жизнь, вроде как, неинтересна.

- Почему же неинтересна?

- А фиг его знает!

Размышляя, он сильно выламывает свои сухие пальцы с развитыми суставами и смотрит в одну точку в районе плинтуса. В его голосе звучит обида.

В этот момент я чувствую свой внутренний долг как-то реабилитировать Москву в глазах павловчан. Причины не любить Москву у всех разные, но все они сматываются в какой-то ком недоверия и отвращения к столице, находящейся в 400 км на западе от Павлова.

Кто-то не любит Москву, потому что это большой город, где только на дорогу уходят часы. Одна из сотрудниц библиотеки недоумевает: «Вот зачем жить в больших городах? У нас тут всё под рукой – и я свою жизнь счастливо прожила. Я не трачу деньги на общественный транспорт, потому что он мне попросту не нужен. Раз – и ты на работе, раз – и в детском саду, раз – и дома. Детей отпускать гулять не страшно: повсюду знакомые, всегда за ними кто-нибудь, да присмотрит».

В Москве хуже экология. «Я как в Москву приеду, сразу болеть начинаю. Дышать так тяжело – невозможно, особенно в метро», - рассказывает администратор моей гостиницы. Она продолжает: «И люди мимо друг друга – вжик-вжик! – совсем друг друга не замечают, некому улыбнуться! Все ходят, как автоматизированные, будто неживые».  Обида связана и с тем, что Москва «забирает» родных людей: «И вот так всегда! Уезжают погостить – и остаются насовсем! Как будто засасывает всех Москва, всё не насытится! Вот заманивает-заманивает, а потом - раз! - и проглотила! И как будто нет больше человека для деревни! И ведь всё мало ей, будто резиновая, всё поглощает и поглощает. Я всё сына спрашиваю: ну что он там забыл? «Отстань, мам», - говорит, – «нравится мне». И всё тут!» – продолжает администратор гостиницы. Кажется, будто в глазах женщины Москва предстаёт дьявольским животным с необъятным желудком, требующим всё новых и новых жертв.

Я уже открываю рот, чтобы начать речь в защиту Москвы, но Анатолий Николаевич не даёт шанса моей апологии, продолжая свою историю:

- Ага, вот так вот, чуть закончу. Организовались – конечно, после уговоров, агитации – там были всё-таки некоторые товарищи передовые («товарищи» в кавычках, конечно – слова «товарищи»-то не было тогда) – и они организовались тогда в такую небольшую артель кустарную. Человек двадцать-тридцать. Сложились финансово, кое-что подкупили из производственного оборудования, удалось даже кỳзницы небольшие сделать для того, чтобы металлом заниматься. И! и дальше Вам бы лучше об этом самой почитать.

 4. Штанге, Зернов, Щеткин – локомотивы павловской истории

Вот так запросто Анатолий Николаевич за несколько минут смог рассказать мне, как то самое кустарное село, в потёмках стекавшееся к фонарям скупщиков – то самое Павлово, жизнь которого с такой скорбью описывал Короленко, – встало на новые рельсы. Но старожил города передумал заканчивать рассказ и продолжил:

- В 90-х годах Александр Генрихович Штанге появился, нерусский по происхождению, как и мы все, наверное. Он сочувствовал нашему городу, нашим обывателям, нашим людям – жутко загруженным труженикам! И он взялся за организацию этой артели. Он был грамотный, приезжий, нездешний, закончил университет – в Петрограде, вроде бы[15].   Он занял денег везде, где можно было, - а человек он был солидный! И возглавил эту артель, до послереволюционного времени. По-моему, только где-то в тридцатых годах он перестал работать, уже не жил.[16] Кстати, и завод у нас имени Штанге был.