Павлово-на-Оке: мечтатели в снопе искр. Путешествие юной москвички по следам "Павловских очерков" В.Г. Короленко, страница 3

Сочетание я и огромный пустой автобус немного пугает: еду туда, куда люди не ездят. Чувствую себя гордячкой-богачкой в индивидуальном лимузине. Проезжаем мимо огромной вывески «Муравьиные цены», и я, смотря на окружающую меня россыпь пустых кресел, понимаю, что это я — муравей, каким-то странным порывом сознания занесённый в российские глубинки.

Вот уже полчаса, как только я, треск в заложенных ушах, грудной кашель водителя и золотые огоньки в море мрака вокруг.

3. 1890 и 2017

Владимир Галактионович Короленко добирался до Павлово-на-Оке гораздо проще и спокойнее — правда, дольше и холоднее. Один раз он пишет, что «приехал» в (тогда ещё) село «на пароходе». В другой раз Владимир Галактионович и некий виноторговец, «недавно вернувшийся из Парижа», «наняли просторные сани». Кажется, только просторностью и похожи его сани на мой опустевший автобус.

Спутник Короленко докучает ему рассказами «о парижской толпе, о весёлых французах». В моём случае даже на пути до Нижнего Новгорода не было никого, кто был бы похож на человека, только что прибывшего из-за границы. Ну, разве что из стран СНГ… Треть автобуса — мигранты, треть - мужчины трудоспособного возраста с сильными надбровными дугами, как у питекантропа («Поехали, ё-моё!» - раздаётся от одного из них), треть — женщины старше 35 лет. Девятнадцатилетняя я здесь явно самая молодая.

В моём случае также никто не разговаривает, только радио вмешивается в некрепкие сны: «Исламистские организации опасны. Необходим запрет исламского фундаментализма. Мечети должны быть закрыты. Братья-мусульмане представляют угрозу», - говорится по радио. «Нет, Мухаммед», - раздаётся посреди этой радиотирады за моей спиной.

Однако одно нынешних пассажиров автобуса и Короленко точно объединяет: ни он, ни мы не вслушивались «особенно внимательно» в «характерные рассказы» вокруг нас. Нас «укачивало тихое поскрипыванье» автобуса по шоссе и «полозьев по мягкому снегу», «и туманная, неопределённо клубившаяся даль наводила дремоту».

4. 02:53

Я прибываю в Павлово в тот же час, что и Короленко. Он пишет, что «приехав, ходил с трёх часов утра в понедельник по павловским улицам», а мой автобус оставляет меня наедине с безлюдным городом в понедельник, в 2:53.

Павлово встречает тотальной тишиной, прерывающейся на собачий лай, безлюдьем и Большой Медведицей над головой. Наверное, именно так ощущаются прогулки по городу призраков. Происходящее кажется абсолютно нереальным. Я иду, собачий гул нарастает. После внезапного чаячьего звона к музыке ночи прибавляются звуки кита. Это какое-то странное, кажется, предприятие: из стройной медной трубы, возвышающейся над низким кирпичным зданием, с гулом выходит пар. Эта «китогласная» труба находится напротив «Мехинструмента» на территории Сбербанка. Я так и не смогла выяснить даже при свете дня, что заставляет эту трубу издавать посреди ночи столь душераздирающие звуки. Днём труба скрытно молчит. Местные жители, которых я о ней расспрашивала, не подозревают о её предназначении.

Город в ту ночь разительно отличался от картины, развернувшейся перед глазами Владимира Галактионовича Короленко: «Улицы были полны шороха и той особенной нешумливой суеты, которая как будто приглушается покровом ночи. Мимо нас то и дело проходили группы деревенских кустарей с кошелями за спиной. По сторонам улицы стояли сани, хозяева спали на них, а лошади чавкали сено. Невидимый топот, невидимые голоса и возрастающее в темноте оживление вливались из переулков, наполняя глубокую, тёплую и сыроватую ночь».

Что моя гостиница «Уют», что гостиница Владимира Галактионовича «Париж и Лондон» располагаются на втором этаже, и мы оба добирались туда «с великим трудом и немалой опасностью»: я - из-за гор песка, так как двор новёхонького дома ещё ремонтируется, а Владимир Галактионович — из-за «узкой» лестницы. Он пишет: «Передо мной раскрывались внезапно то какие-то пропасти, откуда слышалось тихое чавканье и жалобные вздохи лошадей, то вдруг отверстие в стене ставило меня в непосредственное соседство с наружною пустотой, где белели старые крыши. Где-то всё мелькал фонарик, где-то кто-то тихо, но свирепо ругался, где-то стучали копыта лошадей и полозья саней тёрлись по деревянному помосту. Вообще царило то же движение в темноте наряду со сном, как на улице».