Ж.Делёз в "Логике смысла" дополняет соссюровскую цепочку четвёртой составляющей, контекстуальной структурой-смыслом. Он пишет: "Стоики открыли его вместе с событием - это бестелесная, сложная и нередуцируемая ни к чему сущность на поверхности вещей; чистое событие присущее предложению и живущее в нём…", открытие стоиков предполагало ревизию платонизма. Далее Делёз указывает, что анологичное открытие позволило представителям школы Оккама: Григорию Римини и Николаю д' Аутрено снять проблему универсалий, а в XIX веке Мейнонгу бороться с гегелевской логикой и породившей её традицией. К подобным же представлениям приходит Гуссерль, говоря о предельном отношении, он называет его выражением и отделяет от обозначения, манифестации и доказательства.
“Сама сюжетная линия служит лишь мостиком между слушателем и скрытом в рассказе посылом, сообщением, которое никогда не достигнет результата без его невидимой глазу работы по установлению необходимой личностной связи с метафорой” (13). Метафора пронизана волшебным “вдруг” Эона и прозрачна по своей природе, насыщена сингулярными точками. Эта воздушность создает множество серий смысла, одновременно не позволяя им слипаться в симулякры. Метафору можно сравнить с циркулирующим словом, являющимся и создающим недостижимую тайну.
Диалог по своей природе метафоричен, он создает пространство для возникновения вопросов, отвечает на них, но никогда не дает ответа. Отличие диалога от метафоры в том, что он способен в большей степени задавать контекст, нежели зависеть от него, метафора же всегда зависит от контекста. Способность создавать и менять контекст насыщает диалог юмором. В религиозной традиции способность создавать контекст всегда отдавалась Богу, именно он задавал правила игры и критерии результата. Способность менять контекст и, тем самым, пересматривать результат результата традиционно считалась величайшей ересью, подрывающей саму иерархию религии. В известном романе Эко именно книга о природе смеха считается наиболее запретной и ценной в монастыре, где смех почитается величайшим грехом. Над богами нельзя смеяться - это лишает их ореола божественности и низводит с пьедестала. Способность “функционировать на грани логики, заставляя контекст выглядеть отличным от того, на что надеялись обычные люди... создавать контекстуальные головоломки” (4) отводилась колдунам, магам, святым. Тем, кто жил не в традиционной системе ценностей, а в какой-то другой, отличной системе.
Традиционным европейским испытанием колдуний было погружение в воду, помещение в тупиковую ситуацию. Если она тонула - это говорило о ее соответствии контексту и доказывало невиновность, но, если же она всплывала, изменяла контекст - вина считалась доказанной, и жертву сжигали. Аналогично римляне поступили с Христом - распяли его. Своим смехом, улыбкой на кресте и воскрешением он доказал существование других правил игры, ведомых ему как Сыну Божьему. Юмор пронизывает диалог превращает телесность, физичность языка в бестелесные эффекты поверхности, десексуализирует язык, высвобождает единоголосие бытия и языка. Именно он превращает диалог в разговор равных Других и делает невозможным возникновение иерархичного монолога.
Ребенок, как и шизофреник, не способен понять юмор изменения контекстов, но природа этого непонимания совершенно различна. Шизофреник, воспринимая язык как слипшуюся, ранящую массу, просто не улавливает эти контексты. Тогда как ребенок, не понимая юмор, отказывается принимать роль взрослого, брать на себя ответственность за то, куда качнется маятник “странного аттарактора”, находящийся в крайней точке. Отказывается дистанцироваться от Эона с его волшебным “вдруг”.
Следуя психоаналитической традиции Делёз отличает юмор как искусство поверхности и сложного отношения между двумя поверхностями, от искусства регрессии - сатиры и противоположной регрессии - иронии. Именно юмор десексуализируя язык и бытие динамически преодалевает дихотомию телесной сатиры и возвышенной, духовной иронии.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.