ИСТОРИЧНОСТЬ И ИСТИНА
В своей рецензии на известную работу Эрнста Тугенд-хата, посвященную концепции истины у Гуссерля и Хай-деггера, Отто Пегелер заметил, что именно благодаря этой книге в дальнейшем «общим местом» стало рассмотрение идеи «историчности истины» как главной темы «позднего» Хайдеггера.130 Принципиальная связь между темами истины и историчности в «поздних» хайдеггеров-ских текстах основана на том, что во многих «поздних» работах Хайдеггер описывает истину как «свершение» (Geschehen). Это то особое динамическое становление истины, которое сам Хайдеггер называет «событием открытости», той «открытости», внутри которой сущее только и может быть дано как определенное сущее. Однако обнаружить эту взаимосвязь можно уже и в § 72-76 5 главы второго раздела «Бытия и времени», где систематическая истина исторической науки обосновывается в «событийности» или экзистенциальной историчности Dasein.
Обобщение хайдеггеровских размышлений об истине — это сама по себе достаточно обширная задача по многим причинам. Во-первых, потому, что этой конкретной теме посвящен обширный корпус самых различных и подчас трудносопоставимых хайдеггеровских текстов.131 Во-вторых, потому, что хайдеггеровские размышления об истине претерпели значительную трансформацию на протяжении эволюции самого хайдеггеровского философствования. И эта тема является одной из тех, в отношении которых Хайдеггер признал очевидную и явную неудовлетворительность «ранних» попыток ее решения. И, наконец, в-третьих, хайдеггеровские размышления об истине в исторической перспективе представляют собой наиболее перспективное поле для соотнесения хайдегге-ровской философии с большинством других современных философских концепций. Но все же наиболее очевидным пунктом для такого сравнения остается феноменологический подход, отчетливо продемонстрированный в классическом исследовании Э. Тугендхата.132 Основное возражение, выдвигаемое им в этой работе против предлагаемой Хайдеггером исторической перспективы истины, в общих чертах сводится к тому, что если истина — это свершающееся событие, то тогда у нас нет концептуальных средств для определения различных событий в их отношении друг к другу. Иными словами, у нас нет средств и критерия для того, чтобы провести различие, говоря вслед за Аристотелем, между сущим и несущим.
Прежде чем мы начнем анализировать хайдеггеровс-кую концепцию истины, сделаем одно предварительное замечание. Очевидно, что хайдеггеровские размышления об истине предполагают определенную степень ее «истори-зации». Однако ее смысл далеко не очевиден. Историзм в его наиболее упрощенной форме, понятый как невозможность обнаружить общекультурные и вневременные истины, не зависящие от выбора точки наблюдения и личной вовлеченности в историю, часто приписывается и Хайдеггеру либо как его собственная позиция, либо как следствие из начертанной им перспективы.133 А между тем, главная цель Хайдеггера как раз и заключается в том, чтобы избежать подобной субъективизации истины и найти новый способ рассуждения об истине как о «событии»; способ, который оказывается в сущности и наиболее древним, изначальным — греческим мышлением.
§ 1. ИСТИНА КАК «НЕСОКРЫТОСТЬ»: ГРЕЧЕСКАЯ ПРЕЛЮДИЯ
То, что названо этим именем, не грубая отмычка,
открывающая все загадки мышления, но aletheia
сама загадка — дело мысли.134
В лекции «Гегель и греки», прочитанной Хайдеггером в 1958 г., он утверждает, что Гегелю, чья концепция истины как абсолютной достоверности самосознающего субъекта, наиболее удалена от греческого опыта, в его представлении истории философии так и не удается обнаружить истину в смысле «несокрытости» (aletheia). И, таким образом, принципиальное различие между его собственной идеей историчности истины и гегелевской концепцией истины, становящейся в истории, заключается в существенной невозможности для Гегеля помыслить истину в смысле «не-сокрытости» (aletheia), поскольку она «предшествует истории философии, но таким образом, что ускользает от философской определимости как то, что требует своего прояснения мыслью. Aletheia — то неосмысленное, что достойно осмысления как единственное дело мысли».135 Это означает, что истина в смысле «несокрытости» охватывает, наполняет собой всякую мысль, проходит сквозь всю историю метафизики, и это именно тот смысл, в котором Хайдеггер и может говорить, что «aletheia» все же пронизывает гегелевскую «Феноменологию духа»,136 несмотря на собственное утверждение о том, что Гегелю так и не удалось помыслить истину как «несокрытость». Концентрирование хайдеггеровской мысли вокруг темы истины как «несокрытости» начинается еще за тридцать с лишним лет до этого, в ряде работ марбургского периода (1923-28). Именно тогда в ряде интерпретаций философии Аристотеля Хайдеггер впервые выдвигает идею о том, что истина первоначально должна быть понята не как «соответствие», но как начало, «раскрывающее», «высвечивающее сокрытое», «разверзающее». Вообще на протяжении эволюции хайдеггеровских размышлений об истине одно оставалось неизменным: полемика с аристотелевской концепцией истины как с источником всей метафизической традиции в европейской мысли. Наиболее отчетливо это просматривается в известном тексте 1922 г., который называется «Феноменологическая интерпретация Аристотеля. Отличия герменевтической ситуации». Этот текст содержит, пожалуй, первое указание на понимание истины в смысле «несокрытости». Как мы увидим, он отличается от рассмотрения концепции истины как соответствия, предпринятого в «Бытии и времени» пятью годами позднее. Более того, можно было бы даже утверждать, что он представляет позицию, близкую той, которая представлена в «поздних» текстах.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.
