Изучение феномена консерватизма

Повинуясь велению историографической моды, воронежские историки в сотрудничестве с коллегами из ряда провинциальных и столичных научных центров обратились к изучению феномена консерватизма. Первый выпуск рецензируемого сборника содержит три раздела: теоретические аспекты, русские и иностранные консерваторы. Сборник предваряется предисловием редакторов, А.Ю.Минакова и С.Г.Алленова, размышляющих об инвариантной сущности, объединяющей различные проявления консерватизма. Его возникновение авторы на одной и той же странице относят то к “заре нового времени”, то к концу XVIII в. (с.4), что свидетельствует о неустоявшейся трактовке хронологических рамок консерватизма.

Эту проблему, среди прочих, затрагивает А.В.Репников, автор статьи, открывающей первый раздел и носящей одновременно теоретический и историографический характер. По его мнению, русский консерватизм “проявил себя к середине XVIII в., а существовал он много раньше” (с.14). Перечисляя наличную литературу, автор одновременно намечает важнейшие задачи изучения отечественного консерватизма. Среди них особого упоминания заслуживает необходимость интеграции русского исторического процесса (его досоветской, советской и постсоветской стадий) в современном национальном сознании. Также обращает на себя внимание задача исследования национальной составляющей русского консерватизма. Именно эта составляющая представляется наиболее перспективной для разработки в нынешних условиях, хотя в прошлом она занимала гораздо меньшее место в умах русских консерваторов, нежели, напр., тупиковая религиозная ветвь консерватизма. Корни такого явления видятся нам в том, что большинство русских консерваторов – того же самого интеллигентского происхождения, что либералы и социалисты. И потому в отношении к национальному вопросу у них проявлялась та же самая трепетная стыдливость (за исключением, в некоторых случаях, еврейского вопроса).

В небольшой статье А.А.Слинько отмечается, что последствия односторонних внешнеполитических уступок конца 1980-х годов могут быть преодолены “на путях применения геополитического инструментария” русского классического консерватизма. Автор обнаруживает этот инструментарий в трудах Н.Я.Данилевского и К.Н.Леонтьева. Их основным положениям он дает собственную интерпретацию, полагая, что “в целом с позиций социологии ХХ в. можно определить идеал русских консервативных мыслителей как открытое общество с национальной спецификой” (с.22). Актуальность статьи А.А.Слинько проявилась самым неожиданным образом. Его слова о том, что “Российское государство ищет союзников по всему миру для достижения реального баланса сил на планете, способно использовать стратегию внезапных непрямых действий в глубоком тылу своих потенциальных и реальных оппонентов с целью принудить их к достижению широких компромиссов” (с.24), опубликованные до 11 сентября 2001 г., после этой даты воспринимаются как пророчество.

Особняком стоит в сборнике статья М.А.Прасолова о персоналистической коммуникации традиции. Вначале, оставаясь в академических рамках, автор анализирует систему дуальных оппозиций, сложившуюся в контексте противопоставления Просвещения и романтизма и поглотившую, по его мнению, суть исследуемой им проблемы. Сам автор пытается вырваться из пут этой системы, но при этом бессознательно остается приверженцем марксистской методологии, что ярко проявляется в значении, придаваемом им термину “диалектика” (с.29). Сознательные же симпатии М.А.Прасолова на стороне романтизма, и, как следствие, консерватизма, с одной оговоркой: “…Постоянно спекулируя на религиозные темы, консерватизм выдает свою светскую природу… Для него религия есть только средство в борьбе за власть и контроль над обществом… Не религия, а государство остается для консерватизма наивысшей формой общественной жизни… Консерватизм не верит в самостоятельную силу религии, да и не хочет такой самостоятельности.., не верит, что религия способна обойтись без корыстной поддержки власти… Уже этого достаточно, - резюмирует М.А.Прасолов, - чтобы понять, почему консерватизм столь же враждебен традиции, как и либерализм” (с.33-34). И этим резюме автор сам выдает свою природу, отнюдь не светскую. Последующий текст дает достаточно подтверждений, что для него “традиция” – всего лишь эвфемизм, заменяющий “религию”. Статья постепенно теряет характер исследования и приобретает характер проповеди, и к ней прекрасно подходит ленинское замечание, высказанное в адрес Гегеля: “Нередко здесь о боженьке, религии… - архипошлый идеалистический вздор”.[i]

Крупнейшая по объему статья сборника принадлежит перу А.Ю.Минакова. Она посвящена личности, деятельности и взглядам небезызвестного разрушителя Казанского университета М.Л.Магницкого и основана на обширном источниковом материале. Традиционно подвергавшаяся в либеральной и марксистской историографии огульной критике фигура Магницкого предстает в новом свете. Автор определяет своего героя как предтечу русских православных консерваторов XIX века и вслед за С.Ю.Дудаковым полагает, что “похоже, ему принадлежит приоритет в декларировании связи между масонством и еврейством” (с.84). В изображении А.Ю.Минакова подлинный консерватизм чувствуется во всем облике Магницкого, даже в его “органическом” отношении к коррупции, проявившемся в первой речи к подчиненным на посту симбирского губернатора: “…Не буду убеждать вас не брать взяток, потому что это противно вашей натуре…” (с.64). Вместе с тем сомнительна отмечаемая автором искренность Магницкого в вере. Нарочитость внешних проявлений его религиозности наводит на мысль, что она была сугубо рационального происхождения.

Равным образом под большим вопросом находятся мотивы политической эволюции С.С.Уварова, разработчика "теории официальной народности", о котором пишет в своей статье О.А.Иванов. Автор оспаривает мнение Ц.Виттекер о том, что до конца дней Уваров оставался умеренным либералом, вынужденным приспосабливаться к николаевской реакции. Но его аргументы нельзя признать вполне убедительными. Также неубедительна попытка О.А.Иванова отвергнуть вывод А.Л.Зорина об "очевидном конфессиональном индифферентизме" Уварова ссылкой на мнение последнего о "положительной роли христианства в мировой истории" (с.100). По-видимому, О.А.Иванов не замечает, что "христианство" и "православие" – не тождественные понятия. И совсем уж парадоксально выглядит мнение О.А.Иванова о сугубом консерватизме Уварова на фоне собственного утверждения исследователя о том, что министр был "твердо уверенным во всесилии государственного аппарата России" (с.95).