Изучение феномена консерватизма, страница 3

Проблему взаимодействия между властью и правыми партиями поднимает и Д.Д.Богоявленский в статье "Н.Е.Марков и Совет министров". На примере отношений одного из лидеров СРН с правительством автор прослеживает различные стадии этого взаимодействия – от революции 1905 г., (когда заколебавшаяся власть остро нуждалась в поддержке черносотенцев), через столыпинский "бонапартизм" (когда правительство стало тяготиться поддержкой дискредитировавших себя правых радикалов и пыталось отфильтровать из их среды более умеренные элементы), к "более чем прохладным отношениям" (с.201) в 1916 г. (когда агонизировавший режим был близок к утрате взаимопонимания даже со своими наиболее преданными сторонниками). Итоговый вывод Д.Д.Богоявленского о "политической несостоятельности русских консерваторов" (с.203) звучит как неизбежный рефрен всего раздела сборника, посвященного отечественному консерватизму.

Несколько более оптимистическая картина представлена в третьем разделе – "Феномен консерватизма в мировой истории", что порождает крамольную мысль: даже для консерватора в российских условиях неизбежен западнический соблазн, стремление поучиться у более удачливых зарубежных собратьев.

Т.З.Шмидт рассматривает деятельность прусского министра Г. фон Берлепша, проявившего себя на нетипичной для консерватора стезе социальных реформ. Впрочем, в своей деятельности он руководствовался принципом, что социальные реформы должны "строго учитывать экономические возможности" (с.208), полагал, что реформаторы должны руководствоваться не только "филантропией, состраданием, гуманностью", но в первую очередь "чувством справедливости и политического благоразумия" (с.213). Обращает на себя внимание мысль Берлепша о том, что "социальные реформы не рассчитаны на быстрый успех", а требуют десятилетий для достижения результата (с.208).

Одной из лучших в сборнике является статья С.Г.Алленова, представляющая российскому читателю А.Мёллера ван ден Брука, одного из немецких идеологов "консервативной революции", чье имя долгие годы находилось в отечественной историографии под запретом, в связи с его предполагаемой причастностью к "источникам и составным частям" национал-социализма. С.Г.Алленов осторожно ставит такую причастность под сомнение, ссылаясь прежде всего на интимную духовную связь Мёллера с творчеством Ф.М.Достоевского: "...Трудно представить, что человек, прослывший идейным предтечей нацизма, мог быть искренним поклонником великого русского гуманиста" (с.217). Нам представляется, что идейная подоплека беллетристики, и в особенности публицистики Достоевского (так же, как и разделявшего с ним тяжкое бремя гуманизма Л.Н.Толстого), далеко не так безобидна, как принято считать. При всех рассуждениях о слезинке ребенка как недопустимой цене за счастье человечества совершенно очевидно, что, по Достоевскому, добро должно быть с кулаками. Подобным утверждением мы вовсе не хотим бросить тень на великого писателя, но только лишний раз указать, что его величие заключается отнюдь не в "непротивлении", которого он, в отличие от своего коллеги, никогда не проповедовал. В связи с этим нельзя усматривать противоречия в том, что, смыкаясь одной гранью своего творчества с Достоевским, другой гранью Мёллер мог смыкаться с нацизмом. Кстати, не исключено, что именно Мёллер послужил посредником при усвоении нацистами исходящего из уст Достоевского мифа о пластичной "русской душе", податливой внешним влияниям, сыгравшего, по наблюдениям И.Л.Солоневича, злую шутку с ведомством А.Розенберга и, как следствие, с вермахтом[iii].

Младшему современнику и единомышленнику Мёллера, пережившему его почти на три четверти века, Э.Юнгеру посвящена статья О.Ю.Пленкова. Автор отмечает принципиальную противоположность двух основных течений современного западного консерватизма, на которую не всегда обращается достаточное внимание. Если неоконсерватизм вырос из классического либерализма и опирается на англосаксонскую политическую традицию, то "консервативная революция" реанимирует идеи, зародившиеся в предгрозовой атмосфере Веймарской республики, в частности, в работах Юнгера. Как и Мёллер, он вполне законный кандидат в предтечи нацистов. И несмотря на то, что для Юнгера "немецкая катастрофа 1945 г. означает общий крах антипросвещенческого проекта" (с.233), его нынешние идейные наследники по-прежнему ищут "позитивные возможности для сугубо консервативной антипросвещенческой реконструкции культуры" (с.235), т.е., попросту, хотят попробовать еще раз.

С.В.Кретинин проанализировал взгляды ведущего теоретика судето-немецкой социал-демократии Э.Францеля, пытавшегося совместить консерватизм с социализмом на фоне разочарования Европы (в особенности немцев) после первой мировой войны в либеральных ценностях. Именно "господство либеральной модели общественного развития" Францель называл "одной из главных причин упадка Западной Европы" и уповал на возрождение "традиционно социалистических домарксистских элементов, традиций немецкого общества" (с.239,240). Однако сотрудничество с генлейновцами привело Францеля к разрыву с социал-демократами, и после второй мировой войны, по случайности избегнув виселицы, которой он вполне заслуживал, Францель "остановился на позициях консерватизма" (с.244).

Завершает сборник статья О.Б.Подвинцева об отношении британских консерваторов к распаду империи. Автор избегает открытой констатации многочисленных параллелей с распадом СССР, в которых сосредоточен основной интерес статьи. В ней прослеживается постепенная девальвация имперских амбиций тори: от оптимистических намерений "сделать Британию вновь великой" (с.248), через справедливое, но бессильное предупреждение о том, что с "пути величия … невозможно свернуть назад, избегнув при этом бедствий и бесчестия" (с.249), к отказу от "величия" и переходу от имперскости к национализму. О.Б.Подвинцев указывает на неизбежность этой эволюции и на то, что поиск новых основ величия не может быть связан с идеей реванша за распад империи.

В целом сборник весьма интересный и полезный, хочется надеяться на издание в скором будущем его очередного выпуска.