«Деяния» Аммиана Марцеллина как источник по истории поздней Римской империи, страница 7

Порою Аммиан Марцеллин  просто дышит ненавистью по отношению к императору Констанцию: «Насколько во внешних воинах этот государь терпел урон и потери, настолько он возносился удачами в междоусобицах и был весь забрызган гноем, истекавшим из внутренних нарывов государства. Но за этот достойный скорее сожаления необычный успех он воздвиг себе на развалинах провинций большими расходами триумфальные арки в Галлии и Паннонии, расположив на них записи с перечислением своих подвигов для получения читающих, пока будут стоять эти памятники»(XXI;6;3). Еще ужаснее в изложении Аммиана выглядит портрет императора Валентиниана: «Хотя он подчас одевал на себя личину кроткого, но по горячности натуры своей он был более склонен к суровости и, очевидно, забывал, что правителю государства следует избегать всего чрезмерного как крутого утеса. Никогда не случалось, чтобы он удовольствовался мягким взысканием, но иной раз призывал продолжать кровавое следствие и после допроса с пыткой, а иные допрашиваемые были замучены до самой смерти. Такую он имел склонность причинять  страданиям, что никогда никого не спас от смертной казни подписанием мягкого приговора, хотя это иногда делами даже самые свирепые государи»(XXX;8;2). Доходит до того, что яркий римский патриот Аммиан даже противопоставляет кровожадному римскому императору чужеземца перса Артаксеркса, персидского царя, который «по врожденному своему добросердечию смягчал не редкие у дикого народа смертные казни»(XXX;8;1).

Наконец, император, как выясняется, был еще и трусом, да к тому же поощрял жестокость своих придворных сатрапов: «Валентиниан часто бранил трусливых, говоря про них, что они – позор человечества, низкие души, достойные стоять ниже черни; но сам иной раз позорно бледнел от пустых страхов и пугался до глубины души того чего вовсе и не было»(XXX;8;2). Если император «слышал, что назначенные им люди проявляют жестокость, то хвалился что отыскал Ликургов и Кассиев, древних столпов справедливости, и в своих рескриптах наставлял их строго карать за проступки, хотя бы незначительные»(XXX;8). Но всё описываемое ранее превосходит террор, начатый императором Валентом после раскрытия заговора нотария  Феодора. Эту картину Аммиан описывает такими словами: «На глазах у всех убивали людей, словно резали скотину»(XXIX;1;2). Очевидно, что массовые репрессии имели под собой почву, и императоры, видя, как они теряют власть, решались на любые жестокости, лишь бы не разделить судьбу своих несчастных предшественников, отправленных  в иной мир ближайшими соратниками через год – два (а то и меньше) сидения на троне: «Судьи, хотя и приводили предписания законов, но направляли дело по воле владыки»(XXIX;1).

В чем же причина столь обличительного характера труда Аммиана Марцеллина? На этот вопрос в науке высказывались различные и порой весьма противоречивые точки зрения. Вполне вероятно, что Аммиан был близок к кружку Симмаха и имел связи со сторонниками языческого императора Евгения, принадлежа к Аристократическим кругам. Но в труде Аммиана нет данных о его близости к кругам римской сенаторской знати, поэтому эту версию можно отвергнуть. Однако Аммиан, не принадлежа к высшим аристократическим слоям римского общества, был представителем языческой интеллигенции империи и попал в орбиту фрондирующей против императоров сенаторской аристократии.

Показательно, что Аммиан акцентирует свое внимание именно на репрессиях против знатных родов и в этом отношении он является выразителем идеологии языческой оппозиции против гонений христианских императоров на старую родовую языческую (по большей части) знать.