Мы и запад (Из книги «Мысли изреченные,,,»), страница 5

Мы, конечно, вправе активно относиться к собственной жизни и созидать ее по своему усмотрению, однако для нас, прошедших свой путь и обладающих собственным историческим опытом, пытаться перекраивать нашу жизнь по чьим бы то ни было образцам было бы непростительной ошибкой— и в первую очередь потому, что это невозможно; мы не пережили того, что пережили другие, и не можем знать, откуда у них что появилось (и какой ценой за это заплачено). Нашему восприятию доступны лишь фасад, парадная сторона и внешние атрибуты чужой действительности, а не внутренняя ее сущность; пытаясь же по-обезьяньи перенять эти внешние атрибуты, мы можем лишь потерять свое, не получив ничего взамен. Потеряв себя, мы будем обречены бесконечно следовать чужим модам, подменяя этим подлинную жизнь. (Проблема, кстати, еще и в том, что на Западе за упомянутым фасадом никакой внутренней сущности зачастую уже не обнаруживается — она оказывается полностью подмененной теми самыми «общечеловеческими ценностями», о которых писалось выше.)

Между прочим, и нынешние наши беды в значительной степени связаны с тем, что в свое время слишком многие наши соотечественники, дорвавшись до джинсов, жвачек, западной поп-музыки и прочего, сразу сделались поклонниками Запада — то есть джинсы, жвачка и т.п. перевесили все, что выработала душа этих людей до того времени...

Перечисляя вероятные пути, могущие привести к тому, чтобы наш человек признал себя западником, следует упомянуть и такой: когда от соприкосновения с нашей действительностью человек испытывает одни лишь отрицательные эмоции и при этом верит, что где-нибудь существует какая-то другая, лучшая страна, где жизнь построена на иных, гуманных и справедливых началах... На этом основании все желательные качества и воображаемые добродетели он невольно приписывает Западу, где, как он знает, «все не так, как у нас»...

Вера — это, конечно, очень много, но, принимая во внимание то, что духовную биографию этого человека сформировала именно наша, а не какая-нибудь иная действительность, нельзя не признать, что вера, не основанная на реальных впечатлениях, на душевной работе и опыте, связанных с этими впечатлениями, вряд ли может быть плодотворной, такой, на которую можно опираться всерьез.

Недовольство существующим положением, вера в возможность лучшего могут стать отправным пунктом для совершенствования нашей жизни. Однако, совершенствуя нашу жизнь, следует отталкиваться от нашей действительности, ориентируясь на то лучшее, что явлено ею, искореняя все негативное и заимствуя у других (не нарушая при этом глубинных основ нашей жизни) все, что способно помочь нам полнее исполнить наше предназначение, дать миру то, что никто, кроме нас, дать не может.

В заключение следует оговориться: все противоположные западничеству позиции, вроде славянофильства и т.п., в большинстве случаев есть лишь вынужденная реакция части общества на обезьянье подражание Западу другой его части, реакция на стремление подчинить этому подражанию все стороны нашей жизни. В нормальных условиях ценность того же славянофильства сомнительна. Оно ограничивает и порождает соблазны. А так как нормальные условия в скором времени не предвидятся, то об этом необходимо хотя бы помнить...

«Малые народы» и «большой народ». Рассмотрим явление, которое Шафаревич назвал «малым народом», то есть определенную прослойку людей, которая существует внутри «большого народа» (основного населения той или иной страны), однако существует от него обособленно, воспринимая его как нечто внешнее, чужое для себя, как материал для своей жизнедеятельности, не распространяя на него действия тех моральных норм, которыми представители этого «малого народа» руководствуются в отношениях между собой.

В современной России таких «малых народов» можно выделить множество. Кроме указанной Шафаревичем интеллигенции (а точнее, ее «творческой элиты»), к «малым народам» в наши дни следует отнести:

— государственных чиновников,

— профессиональных политиков,

— предпринимателей, опирающихся на условия периода «первоначального накопления капитала»,

— преступный мир и др.

Кроме того, нечто, напоминающее «малые народы», формируется и по профессиональному признаку. Типичную для членов подобных корпораций модель поведения можно наблюдать, когда состоящие на государственной службе представители разных профессий (военные, медики, учителя, рабочие госпредприятий и т.д.) требуют у правительства прибавления в заработной плате, вместе с тем сознавая, что такое прибавление может осуществиться не иначе как за счет ущемления представителей других профессий. Тут следует даже говорить не столько о явлении, сколько об определенном состоянии (или инстинкте), которому подвержены в большей степени те, кто работает не непосредственно на ближнего (и в своем преуспеянии зависит не от него), а на государство. Подверженность подобному состоянию — одна из болезней прогресса, появившаяся одновременно с возникновением специализации. Путь исцеления от этой болезни, ведущей к губительному разделению человечества на «малые народы», указывал еще Христос, призывавший относиться к ближнему как к самому себе.

Обособление «малых народов» в толще «большого народа» может происходить и по национальному (или религиозному) признаку. Например, в бывшем Союзе, кроме евреев, составлявших, по Шафаревичу, национальную основу отечественного «малого народа», кроме цыган и других народов, живущих рассеянно, своеобразными «малыми народами» были также прибалты, западные украинцы, некоторые народы Кавказа и т.д. — то есть те этнические образования, которые когда-либо пострадали от московских властей и которые, по этой причине живя в окружении «большого народа» или в тесном соприкосновении с ним, считали себя свободными от каких-либо нравственных обязанностей по отношению к нему.