Мы и запад (Из книги «Мысли изреченные,,,»), страница 3

Русская интеллигенция, атеистическая по своему мировоззрению, всегда искала веры и бескорыстного служения. Вспомним хотя бы многочисленные, сменяемые одно другим верования Белинского, попеременно ставившего во главу угла то «все действительное — разумно» Гегеля, то «все разумное — действительно» того же автора, вспомним веру Писарева в науку и в спасительность эгоизма, веру народников в просвещение народа, и, наконец, повальную на рубеже XIX–ХХ веков интеллигентскую веру в «исторический материализм» Маркса. Последствия этой веры, растянувшиеся на семьдесят с лишним лет, никого не отрезвили. Вслед за верой в коммунизм интеллигенцию угораздило уверовать в западную экономическую и правовую модель — и, уверовав, она тут же кинулась с энтузиазмом служить новому идеалу.

Между тем сия последняя «модель» не предполагает никакого энтузиазма, никакой веры, а требует лишь хитрости, трезвого расчета, здорового, незамутненного инстинкта и неуемной жажды личной выгоды — тех качеств, которые менее всего присущи русским интеллигентам. Что же касается вполне человекообразного вида этой «модели», то он есть не более чем результат устоявшегося на протяжении веков баланса инстинктов, интересов и прочего. Поэтому не удивительно, что в условиях торжества этого новейшего интеллигентского идеала сами интеллигенты и ведомый ими народ в очередной раз оказались у разбитого корыта.

Интеллигенция, не имеющая собственности и не знающая, что с ней делать, требовала лишь «свобод». Наступившие же «свободы», при отсутствии собственников, обернулись повсеместным растаскиванием общего достояния. В этом более всего преуспели власти предержащие, которые хоть и не были настолько идеологически подкованы, как интеллигенция, зато обладали всеми вышеупомянутыми качествами, востребованными новой ситуацией. Новой обстановкой не упустил воспользоваться и Запад, для которого открывшаяся ему «свободная» Россия стала тем же, чем становится, к примеру, орех, освобожденный от кожуры, — доступной и съедобной. Иных же критериев, кроме пригодности или непригодности в пищу, Запад пока не знает...

О «внутренней» и «внешней» политике. Когда из народной среды выдвигаются лихие личности — которых наш добрый и доверчивый народ наделяет государственными полномочиями для защиты своих интересов, — то эти личности, как правило, используют свою лихость не для защиты своего народа от посторонних посягательств, а поворачивают против него самого, видя в нем легкодоступную жертву. Они делают упор на «внутреннюю» политику, предпочитая действовать у себя дома, потому что за пределами нашего отечества тамошних лихих людей — хоть отбавляй; да и к тому же нигде больше в мире нет такого доверчивого и неискушенного народа, как наш, сама чистосердечность и неискушенность которого является непреодолимым соблазном для всякого лихого человека.

На Западе — наоборот. В Соединенных Штатах, к примеру, менталитет населения таков, что американским лихим людям развернуться в родных пределах не представляется возможности — поэтому у них «внешняя» политика превалирует над «внутренней», осуществляясь, таким образом, не только не за счет собственного народа, но и в его интересах.

В результате в нынешней России происходит конкуренция отечественных и заграничных лихих людей — за право иметь дело с таким прямодушным и неискушенным народом, как наш.

«Права человека» и наша действительность. Система, существовавшая у нас в предыдущие времена, при которой ни о каких «правах» всерьез не упоминалось, предусматривала в какой-то степени взаимную ответственность «верхов» и «низов» общества.

Теперь же, когда речь зашла о «правах», реальную возможность обеспечить свои «права» (притом по самому высокому разряду и в основном за чужой счет) получили «верхи», обретя заодно и «право» снять с себя всякую, даже моральную, ответственность перед «низами».

В этой ситуации «низам» ничего более не остается, как тоже включиться в борьбу за «права», благодаря чему в предстоящей войне эгоизмов будут благополучно растоптаны последние ростки бескорыстия и добродушия, сохранившиеся в нашем народе.

Специфика. Одно из несомненных достоинств русского национального характера — правдивость русских людей — в определенных условиях способно играть с ними недобрую шутку и оборачиваться роковыми последствиями для всей страны.

Западный человек может врать, подличать, делать всевозможные пакости — и чувствовать себя при этом порядочным человеком. Русский же человек, в массе своей, так не умеет — и если ступает однажды на скользкую дорожку, то внутренне признает себя негодяем и далее начинает уже действовать в соответствии с этим новым статусом, ни перед чем не останавливаясь.

Поэтому-то усиленно прививаемая нам «западная идеология» — трактующая всякие духовные и моральные цели как второстепенные в сравнении с целями экономическими, — не пошла нам впрок, а привела лишь к развалу, хаосу и беспределу.

К тому же у идеологов нашего движения на Запад почему-то считается, что нам непременно нужно перенимать «западную модель» полностью: и все хорошее, что есть на Западе, и все те болячки, которыми Западу пришлось платить за свое материальное благополучие. И если не очень-то выходит с хорошим (власти не допускают), то следует перенимать хотя бы болячки — чтоб только походить на Запад (тем более что до болячек властям, как правило, дела нет). При этом забывают еще об одном достоинстве русского человека: о том, что по натуре он идеалист — и если представить ему в качестве идеала обогащение любой ценой и подверженность западным болячкам и порокам, то, уверовав в такой «идеал», он отдастся ему с тем же безудержным рвением, благодаря которому прежняя Россия изобиловала религиозными праведниками и подвижниками, а Россия советская— стахановыми и ангелиными... Не вызывает сомнения, что от тех, кем будет изобиловать теперешняя Россия, пострадаем не мы одни...