Сократ и его роль в истории философии, страница 4

Как правило, темы бесед Сократа относились к этической проблематике. Он постоянно проводил мысль о том, что правильное поведение и истинное зна­ние не могут быть отделены друг от друга. К примеру, невозможно поступать му­жественно или благочестиво, не зная, что такое мужество или благочестие. Поступок, согласно его мнению, только тогда имеет моральный смысл, когда че­ловек совершает его осознанно и по внутреннему убеждению. Если же че­ло­век ведет себя хорошо, потому что «все так делают», то в том слу­чае, если «все» станут вести себя плохо, не будет причин быть добродетельным.

По мысли Сократа, сознательное – всегда хорошо, а бессознательное – пло­­хо. Если кто-то поступает плохо, то только потому, что он еще не знает, как следует поступать. Зло – это всегда ошибка суждения. И после того, как душа неправильно поступающего человека будет очищена от ложных предрассудков, в ней проявится природная любовь к добру. Добро же, согласно Сократу, само­очевидно.

Подобно тому, как нельзя хорошо поступать, не зная добродетели, так и нельзя по-настоящему любить, не зная, что такое любовь и что должно быть ис­тинным предметом влечения. Тема любви и дружбы хорошо засвидетель­ство­ва­на в диалогах Платона. По его словам, Сократ говорил, что он ничего не знает, кроме одной совсем небольшой науки – эротики, в которой он был ужасно си­лен. Кроме очевидно присутствовавшей игры греческих слов «спрашивать» и «лю­бить», любовная тема была важна, как психологическое обоснование тож­де­с­­тва истины и добра: желать лучше узнать и быть при этом безусловно благо­рас­­по­ложенным к узнаваемому предмету можно только любя его. Наибольший же смысл имеет любовь к душе конкретного человека в той мере, в какой она доб­ро­детельна или стремится к этому. В каждой душе есть доброе начало.

Сократ постоянно настаивал на необходимости для человека властвовать над своими страстями, подчинять их разуму, не избегая, впрочем, наслаждений, так как наслаждения составляют существенный элемент человеческого счастья. Сократ не был аскетом, но он никогда не дозволял страстям брать верх над раз­у­мом, почему именно он и стал для последующих поколений идеалом мудреца.

Из всей философии Сократа вытекает его богословие. «Человек, созна­ю­щий ничтожность своего знания, тем самым признаёт бесконечность и безус­лов­ность знания совершенного, божественного» [5, с.287–288]. Понимая, что есть условное знание, мы необходимо приходим и идее абсолютного безуслов­но­го ведения. Сократ признаёт нравственный, духовный характер разума, его совершенное отличие от тела, он находит сверхличный универсальный разум в своём собственном сознании и отличает его, как общее от частного. Найдя бо­жественный разум в себе, Сократ искал его всюду – во всём стройном порядке ми­роздания. Боги для него – орудия всеведущего Промысла, без воздействия ко­торого немыслимо существование человека. С.Н. Трубецкой говорит, что ес­ли, с точки зрения Сократа, богов и много, то «божественное» едино во всём: один всеведущий Промысел, один Демиург, вселенский Разум, «от начала соз­давший человека». И «такова сила и величие божественного, что оно всё видит и слышит, всюду присутствует в одно и то же время и обо всём зараз про­мыш­ляет» [5, с.291].

Постигая при помощи философии вечные истины, мы всегда стремимся ос­­вободиться от чувственного мира, который мы познаём в нашей временной жиз­ни. Таким образом, для философа естественно стремиться к смерти. На суде Со­к­рат говорит своим обвинителям: «Я слушаться буду скорее Бога, чем вас».

С.Н. Трубецкой отмечает, что среди учеников Сократа можно встретить людей, чуждых философской оригинальности, как например Эсхин и Ксен­о­фонт, ставивших своей целью лишь увековечить образ любимого учителя. К то­му же, иногда Ксенофонт возможно не вполне понимает учение Сократа и при­пи­­сы­вает ему мысли, ко­торые тот вряд ли высказывал – об экономике, о физике, о природе – о том, что философа интересовало в самой меньшей степени. Од­на­ко, после его смерти во множестве возникли так называемые сократические шко­­лы, часто отличавшиеся по своему направлению и полемизировавшие одна с дру­гой, основанные его близкими и наиболее талантливыми учениками и пос­ле­дователями. «Он оплодотворил умы своих учеников, завещал им различные про­б­лемы, над которыми и работала философия после Сократа» [5, с.293].

Большое влияние оказал в последующем на философскую мысль метод фи­лософствования Сократа, исходящий из по­з­на­ния самого себя. Основные при­нципы, бази­ро­вав­ши­еся на требованиях Сократа, на кото­рые опирались его ученики, следующие:

ü во-первых, знания должны быть выражены в понятиях и каждому по­ня­тию дол­ж­но быть дано соответствующее определение;

ü во-вторых, фило­софия как умозрение, как рассуждение о природе ис­чер­пала себя и не способна ответить на поставленные вопросы, она должна служить для достижения человеком своего собст­вен­ного счастья, должна быть учением о человеке.

Основателем мегарской школы был Евклид – наиболее ревностный уче­ник Сократа, бывший с ним в последние часы его жизни. Вследствие диалек­ти­ческого характера школы её последователи назывались также спорщиками (греч. εριστιχοι). Но Евклид находился под влиянием софиста Горгия, что силь­но отразилось на его учении.

Наиболее известным после Евклида философом Мегарской школы был Стильпон – человек с замечательными диалектическими способностями, в ко­то­ром простота и кротость соединялись с твёрдостью духа. Среди других после­до­вателей Евклида можно назвать Евбулида, обучавшего так же искусству красно­ре­чия, Диодора Крона, одного из искуснейших диалектиков школы, и др.

Не взирая на известность мегарской школы и длительность её сущест­во­ва­ния (до первой половины III века), нам очень мало известно само её учение. Известно, что большое внимание уделялось доказательству истинности фило­со­фии Парменида: сущее едино и мно­жес­т­венности вещей, о которой нам говорят органы чувств, не существует. Философы этой школы доказывали, что чув­с­т­вен­ное знание если и существует, то оно ложно и приводит к неразрешимым про­тиворечиям. Показания органов чувств признаются не истин­ными.