Политика Российской империи на Кавказе во второй половине XVIII – первой половине XIXвеков, страница 9

Во время русско-турецкой войны 1787-1791 годов шейх Мансур действовал на Северо-Западном Кавказе в союзе с турками, однако ни ему, ни его союзникам не удалось создать массовый подъем горцев против России, чтобы превратить этот регион в театр крупномасштабных военных действий. 22 июня 1791 года генерал И.В. Гудович штурмом взял мощную крепость Анапу, где и был пленен шейх Мансур. Тем не менее, не смотря на поражение, движение шейха Мансура подготовило почву для зарождения будущего мюридизма.

По условиям Ясского мира 1791 года Россия согласилась вернуть Анапу и по-прежнему считать закубанские народы зависимыми от Порты, а Османской империи пришлось признать присоединение Крыма к России и территории между Бугом и Днестром.

В целом, в Закавказье с 1774 по 1791 годы происходила сложная позиционная борьба между соперниками, сопровождавшаяся союзами и контрсоюзами, взаимными обидами и недоверием и т.п.

В этой борьбе помимо главных игроков (Россия, Иран, Турция), участвовали еще и второстепенные игроки: Ираклий II, Соломон I (Имеретинский), Фатали-хан (Дербентский и Кубинский), Ибрагим-хан (Карабахский и Шушинский), и более мелкие владетели Азербайджана и Западной Грузии.

До и после официального присоединения Крыма в декабре 1783 года, Россия вела довольно осторожную политику в Закавказье. Это было следствием того, что крымский вопрос занимал приоритетное место в восточной политике Петербурга. Однако, следует отметить, что и самоустранение от закавказских проблем не входило в планы России. Петербург вел в Грузии и Азербайджане довольно тонкую игру, нацеленную на сохранение равновесия сил. Русская политика «балансирования» обуславливалась не столько идеологической приверженностью к внешнеполитической доктрине, сколько сугубо прагматическими мотивами. [8 с. 24]. Дело в том, что в Петербурге не вызывала энтузиазма идея Ираклия II о «Великой Грузии». России нужна была сильная Грузия, чтобы можно было на нее опереться, как на дееспособного союзника, но не настолько сильная, чтобы стать препятствием в осуществлении русских планов в Закавказье.

Видимо, понимая это, Ираклий II старался отстаивать собственные интересы путем лавирования между Россией, Турцией и Ираном. Однако все его попытки установить односторонние союзы с Ираном и Турцией не увенчались успехом. Опасность исходила от османов, иранцев, лезгин. Внутриполитическая обстановка тоже не была спокойной для Ираклия. Обстоятельства вынуждали Ираклия II совершить крутой поворот от утратившей эффективность политики лавирования между агрессивными соседями к четкой ориентации на Россию, хотя она и не внушала ему доверия. Союз с великой державой многое давал, но и дорого стоил.

В конце 1782 года Ираклий обратился к Екатерине II с просьбой принять его под покровительство России. Он предлагал признать его право на владение Ереванским и Гянджинским ханством, помочь в приобретении Ахалцихского и Карского пашалыков и возвращении земель, завоеванных лезгинами. Со своей стороны он обещал России поддержку в случае войны с Ираном и Турцией. При этом Грузия сохраняла политический суверенитет.

Почему Екатерина II согласилась на союз с Грузией на столь невыгодных (первоначально) условиях? Если дореволюционные и советские авторы объясняли этот факт как акт доброй воли в защите братского православного народа, то историк Дегоев пишет: «К решению помочь Ираклию императрицу подвигли не столько христианско-гуманистические мотивы (хотя и они имели место), сколько опять-таки соображения высокой политики. Россия была заинтересована в Грузии (и в Восточной, и в Западной) как в плацдарме для расширения русского влияния в Закавказье с перспективой его полного подчинения империи. Важным доводом в пользу союза с Ираклием служило то обстоятельство, что в период присоединения Крыма возникла угроза объявления Турцией войны с целью реванша. В ожидании ее Россия намеревалась открыть «второй фронт» против османов в Закавказье, для чего не помешала бы поддержка со стороны Ираклия. [8 с. 28].