Политика Российской империи на Кавказе во второй половине XVIII – первой половине XIXвеков, страница 16

Воронцов, неплохо разбиравшийся в кавказских делах, не разделял оптимизма Николая I и догадывался о необходимости иной тактики. Он еще больше утвердился в этом мнении после бесед с Ермоловым, к которому он специально заехал в Москву перед отбытием к месту назначения. Многоопытный генерал по-прежнему считал бесполезным применение метода «решительного удара». Сравнивая Дагестан и Чечню с крепостью, он предупреждал, что брать ее следует не штурмом, заведомо обреченным на провал, а длительной осадой.

Воронцов был в принципе согласен с Ермоловым, но возражать Николаю I не стал. Во-первых, он был польщен доверием царя. Во-вторых, у него, прошедшего школу классической военной науки, по-видимому, еще сохранялась иллюзия о возможности сокрушить движение Шамиля одним крупным ударом. Понадобилась кровавая даргинская трагедия, чтобы эта иллюзия рассеялась окончательно.

После даргинской катастрофы 1845 года М. С. Воронцову удалось убедить императора в ошибочности стратегии «генерального сражения» и объяснить необходимость возвращения к ермоловской «осадной» стратегии. Таким образом, Воронцов возобновил работу, приостановленную в конце 1820-х годов. Стали возводиться новые крепости, прокладываться новые дороги. Эта стратегия внешне выглядела маловыразительно. Теперь последовательно проводить в жизнь эту стратегическую линию было легче, чем Ермолову.  Во-первых, Воронцов располагал армией в 150 тысяч человек (против 25-тысячного корпуса Ермолова). Во-вторых, уже никто не осмеливался его торопить или давать руководящие указания. Вместе с тем, Воронцов понимал и весь колоссальный груз ответственности перед государем и Отечеством. Также Михаилу Семеновичу нужно отдать должное еще в том, что он не побоялся начать все с самого начала. Он один из немногих, кто понимал, что почти двадцать лет было потрачено не по делу, и теперь нужно делать все с самого начала – продолжая дело Ермолова. Хорошо осознавая это, наместник, как и Ермолов в свое время, предпочел быстрым, эффектным и бесполезным тактическим победам длительную,  но зато совершенно необходимую работу, создававшую коренные предпосылки для будущего полного покорения Кавказа.

Воронцов уверенно шел по избранному пути. Он без труда перевел войну в «позитивное» русло и, не отвлекаясь на крупные экспедиции, принялся осуществлять методическую осаду имамата – с севера, востока и юга. В чеченских лесах стук топора стал слышен чаще, чем ружейные выстрелы. Наступательные операции проводились лишь как упреждающие меры, в ответ на опасную концентрацию войск горцев в том или ином районе. Шамиль сразу понял, какую угрозу таит для него переход Воронцова к «осадной» системе. Отныне все его помыслы направлены на то, чтобы любыми путями помешать планам наместника. После набега на Кабарду (1846 г.) имам отказывается от массированных ударов и больше думает об организации оборонительного заслона, используя преимущества местного рельефа.  

Кавказский наместник не поддавался на хитрости и провокации Шамиля, несмотря на все более сильные соблазны уничтожить мюридизм одним махом, он твердо придерживался задуманного. Во второй половине 40-х годов XIX века «стратегия Ермолова-Воронцова» начала приносить медленные, но верные результаты. В начале 1850-х годов они уже совершенно ощутимы. Под контроль России перешла предгорная Чечня, Приморский и Южный Дагестан. Войска Шамиля были вытеснены в горы и там зажаты в кольцо окружения. Остальное представлялось вопросом сугубо техническим. Но тут разразилась Крымская война, вынудившая отложить окончательное покорение Кавказа на неопределенный срок. 

Тем не менее, даже в такой ситуации развязка была предрешена в пользу России. За десять лет своего наместничества мудрый Воронцов сумел создать глубокий военно-стратегический фундамент для победы над Шамилем и мюридизмом. И не его вина в том, что объективные обстоятельства не позволили ему пожать плоды собственных трудов – долгих и терпеливых.