Метод чтения Ильи Франка. No story (без вымысла)

NO STORY (БЕЗ ВЫМЫСЛА)

BY O. HENRY

1.   

To avoid having this book hurled into corner of the room (чтобы избежать бросания этой книги в угол комнаты: hurl – бросать) by the suspicious reader (подозрительным читателем), I will assert (я заявляю) in time (заранее) that this is not a newspaper story (что это не газетный рассказ). You will encounter no shirt-sleeved, omniscient city editor (вы не встретите ни всезнающего городского редактора с закатанными рукавами; encounter – встретить, столкнуться), no prodigy «cub» reporter (ни одаренного молодого репортера; cub – детеныш; юнец) just off the farm (только что с фермы), no scoop (ни сенсационную новость), no story (ни рассказ = вымысел) – no anything (ничего /подобного/).

To avoid having this book hurled into corner of the room by the suspicious reader, I will assert in time that this is not a newspaper story. You will encounter no shirt-sleeved, omniscient city editor, no prodigy «cub» reporter just off the farm, no scoop, no story - no anything.

2.   

But if you will concede me (но если вы разрешите мне) the setting of the first scene (/разместить/ декорации первой сцены) in the reporters' room (в комнате репортеров) of the Morning Beacon (утреннего маяка), I will repay the favor (я вознагражу любезность) by keeping strictly my promises (сдерживая в точности мои обещания) set forth above (данные ранее выше).

But if you will concede me the setting of the first scene in the reporters' room of the Morning Beacon, I will repay the favor by keeping strictly my promises set forth above.

3.   

I was doing space-work on the Beacon (Я работал в Маяке журналистом, которому платят построчно), hoping to be put on a salary (надеясь, что меня поставят на постоянное жалование; salary – зарплата). Some one had cleared with a rake or a shovel (кто-то расчистил граблями или лопатой) a small space for me (маленькое пространство для меня) at the end of a long table (в конце длинного стола) piled high (сильно заваленного) with exchanges (биржевыми данными; exchange = обмен, биржа), Congressional Records (записями заседаний), and old files (старыми подписками). There I did my work (Здесь я работал). I wrote whatever the city whispered or roared or chuckled to me (я писал обо всем, что город шептал, ревел или хихикал мне; write – писать) on my diligent wanderings about its streets (в моих настойчивых, старательных блужданиях по его улицам). My income was not regular (Мой доход не был регулярным).

I was doing space-work on the Beacon, hoping to be put on a salary. Some one had cleared with a rake or a shovel a small space for me at the end of a long table piled high with exchanges, Congressional Records, and old files. There I did my work. I wrote whatever the city whispered or roared or chuckled to me on my diligent wanderings about its streets. My income was not regular.

4.   

One day Tripp came in (Однажды Трип вошел; come – входить) and leaned on my table (и оперся на мой стол). Tripp was something in the mechanical department (Трипп был кем-то из технического отдела) – I think (я думаю) he had something to do with the pictures (он имел какое-то отношение к иллюстрациям), for he smelled of photographers' supplies (так от него пахло фотографическими поставками = химикатами для фотографий), and his hands were always stained and cut up with acids (и его руки всегда были измазаны и обожжены кислотами). He was about twenty-five (ему было около двадцати пяти) and looked forty (выглядел на сорок). Half of his face was covered (половина его лица была покрыта) with short, curly red whiskers (короткой курчавой рыжей бородой) that looked like a door-mat (которая была похожа на дверной коврик) with the «welcome» left off (с отсутствующим «добро пожаловать»). He was pale (он был бледный) and unhealthy (нездоровый) and miserable (жалкий) and fawning (подхалимный), and an assiduous borrower (старательный заниматель) of sums ranging from twenty-five cents to a dollar (в пределах от 25 центов до доллара.). One dollar was his limit (Один доллар был его пределом). He knew the extent of his credit (он знал размер своего кредита) as well as (так же хорошо как) the Chemical National Bank knows the amount of H₂0 (Химический Национальный банк знает количество H₂0) that collateral will show on analysis (которое гарантированно покажет анализ). When he sat on my table (когда он сел за мой стол)  he held one hand with the other (он придерживал одну руку другой) to keep both from shaking (чтобы придержать их от дрожания). Whiskey. He had a spurious air (Он имел поддельный внешний вид) of lightness and bravado (легкости и бравады) about him that deceived no one (что никого не вводило в заблуждение о нем), but was useful in his borrowing (но было полезно в его одалживании) because it was so pitifully (потому что это было так жалко) and perceptibly assumed (и ощутительно поддельно; assume – принимать, брать на себя; прикидываться).

One day Tripp came in and leaned on my table. Tripp was something in the mechanical department - I think he had something to do with the pictures, for he smelled of photographers' supplies, and his hands were always stained and cut up with acids. He was about twenty-five and looked forty. Half of his face was covered with short, curly red whiskers that looked like a door-mat with the «welcome» left off. He was pale and unhealthy and miserable and fawning, and an assiduous borrower of sums ranging from twenty-five cents to a dollar. One dollar was his limit. He knew the extent of his credit as well as the Chemical National Bank knows the amount of H₂0 that collateral will show on analysis. When he sat on my table he held one hand with the other to keep both from shaking. Whiskey. He had a spurious air of lightness and bravado about him that deceived no one, but was useful in his borrowing because it was so pitifully and perceptibly assumed.

5.   

This day I had coaxed from the cashier (в тот день я выманил у кассира) five shining silver dollars (пять блестящих серебряных долларов) as a grumbling advance on a story (как «ворчливый» = неохотно выданный аванс за рассказ) that the Sunday editor had reluctantly accepted (который воскресный редактор с неохотой принял). So if I was not feeling at peace with the world (так если