Феномен табу в традициях и в языке индоевропейцев. Сущность – формы – развитие

Эссе по поводу:

М.М. Маковский. Феномен табу в традициях и в языке индоевропейцев. Сущность – формы – развитие М.: «Азбуковник».- 2000.

Новая книга известного в России и за ее пределами ученого индоевропеиста, этимолога Марка Михайловича Маковского заняла достойное место в ряду других монографий этого плодотворного и всегда интересного исследователя, творящего «недозволенное чудо» «среди дозволенных чудес».

Лингвистам и филологам М.М. Маковский подарил книги, словари, множество статей круг интересов исследователя необычно широк: современное состояние языка и его семантики, история языка и его диалекты, мифология и символика, типология и семиотика языка [1].

Новая книга М.М. Маковского посвящена  почти не исследованному в предложенном автором ракурсе в мировой науке феномену табу. Этот феномен прочно связывает язык с культурой: книга М.М. Маковского в этом убеждает каждой своей страницей.

В своей книге М.М. Маковский показывает, что табу значительное влияние оказало на структуру и семантику языка.  На огромном фактическом материале с опорой на 400 теоретических и 38 лексикографических источников, среди которых  основное количество написано на иностранных языках и потому малодоступно для рядового читателя,  автор увлеченно и увлекательно в течение трех глав вскрывает для нас суть диалектики запрета и его снятия,  механизмы их комбинаторкии, алгоритмы действия. Самым завораживающим для читателя в этой книге является обилие этимологических иллюстрации и общий эмоциональный тон автора, влюбленного в свое дело, восхищенного своими открытиями (например, таким: «Каждое слово в языке – это диалектическая комбинация «да» и «нет»: «да» может проявляться только благодаря наличию «нет», а «нет» является необходимым условием существования «да»,  Марку Михайловичу удается в своих книгах, как и в этой новой  книге, увидеть то, что не видно на поверхности, что не видно всем.

Глава 1 называется «Невидимое в видимом и видимое  в невидимом» [с.9-60]. В ней убедительно показана удивительная  инаковость индоевропейца, его магические установления, его анимизм (отождествление живого и неживого), его примитивно-наивная картина мира и суеверные соотношения понятий и образов, мифологизация обычаев и поверий. Рудименты такого мышления наблюдаются и в настоящее время: некоторые современные африканские  народы до сих пор считают, что телефон забирает душу того, кто по нему говорит (с.12).

Данная глава содержит много интересных сведений о типах табу в разных языковых сообществах на различные слова, предметы, живых существ,  и  типах переименований – оберегов.

Наши предки очень усложняли процесс общения. Как показывает М.М. Маковский, даже «форма слова являлась табуирующей для его значения, а значение – табуирующим для формы» (с.15). Наличию гомоморфных и/или гетероморфных магических узлов в слове приписывалась способность слова к обману злых сил (функция оберега) путем завязывания/развязывания этих узлов внутри слова, т.е. путем «боготворчества» в пределах слова.

Из книги лингвист – не этимолог – узнает о «семантической спирали» слова, которая  включала в себя ряд потенциальных единиц, никак формально не выраженных в слове, но конституирующих целостность слова, и ряд семантических субститутов,  по особым программам активизирующих   элементы и др. единицы.

Из этой же главы читатель узнает о роли слова в языческих оргиях и мистериях, о слове как сакральной формуле языческой ментальности, о тотемистических маркерах, тотемистической доминанте (с.23-25), о виктимальных, табуирующих элементах и о различных способах табуирования, о сакральных элементах (с.26-60). Повторяю: читается первая глава с огромным интересом в нее автор  вложил много знаний и много  души. Однако у лингвиста- не индоевропеиста   и не- этимолога по ее содержанию  возникает ряд соображений и ряд вопросов. Так, М.М. Маковский на с. 44 считает, что « в индоевропейском … общие и частные звуковые изменения обусловлены явлением табу». Но как тогда быть с признанием ряда изменений в и.-е. языке, которые были обусловлены фонетическими процессами, характерными еще для ностратического периода (например, происхлждение s-mobile и т.д.)?

Далее, как известно, вопрос о происхождении языка до сих пор является нерешенным (и даже почти табуированным для решения!), поэтому утверждение, что «язык … первоначально (выделено мною –В.Ш.) выступал как чисто ритуальное начало …» (с.15), видимо, остается всего лишь гипотезой автора рецензируемой книги, поддерживающего сторонников Божественного происхождения языка.

Когда М.М. Маковский пишет о том, что «индоевропейское слово в своем первозданном виде представляло собой криптограмму» (с.20), у читателя может возникнуть вопрос, а для какого периода развития языка это было характерно?

На с. 34 автор пишет о буквах а и е и о том, что они символизировали с позиции алфавита как божественной инфраструктуры (с.18): а – символ первопричины, е – символ света. Но когда автор рассматривает и.-е. сочетания *аi и * ei в и.-е.  корнях и толкует их с учетом вышеназванных символических значений, то приходит на память факт о том, что и.-е. корни  существовали задолго до возникновения алфавитов.