Библейский комментарий в богословии митрополита Антония Сурожского

Библейский комментарий

в богословии митрополита Антония Сурожского

В воспоминаниях Вадима Андреева есть такое место: на похоронах Леонида Андреева, его мать, бабушка Вадима, отмахиваясь от назойливых корреспондентов и направленных на нее фотообъективов, бормочет как бы про себя: «А я-то думала, что он бессмертный». Думаю, что не ошибусь, предполагая, что похожее потрясение пережили многие из нас, тех, кто знакомство с владыкой Антонием, с его личностью и проповедью, понял как встречу, т.е. как главное событие жизни. Владыка Антоний был стар, он часто болел, он перенес страшные удары судьбы — эмиграцию, нищету, войну, потерю близких, даже в последние годы, окруженный почтением и любовью тысяч и тысяч людей, он пережил тяжкое горе, быть может, сократившее его дни, и наверняка подточившее его здоровье. Иными словами, никакой неожиданности не было в том, что он умер. И все-таки, он не мог умереть. Проще сказать, нас оставить. Он — пастырь, не оставляющий своего стада. И оставшись на земле без него, мы в тревоге поспешили на голос пастуха, голос, звучащий в его всегда живом, всегда устном слове.

Как все хорошо знают, одним из главных, если не главным, делом жизни владыки Антония была проповедь Евангелия во всем мире. Лет 75, полный срок человеческой жизни, он нес нам Слово Божие. Поэтому мне кажется не лишним попробовать подумать над тем, как это происходило, т. е. каковы особенности его чтения Св. Писания, его комментария.

Всякое чтение, как говорится, есть толкование, особенно чтение вслух, чтение другому. Великие толкователи Писания, еврейские мудрецы первых веков н. э. выразили это понимание на языковом уровне, назвав некий вид толкования мидрашом, т. е. в просторечии проповедью, но этимологически поиском, «тропой» или подходом, протаптыванием тропы к высящейся перед нами, но труднодоступной горе Св. Писания. Мне хотелось бы показать, что проповедь и толкование владыки Антония представляют собой именно мидраш, т. е. некий поход, как он сам это назвал, духовное путешествие вместе с ним из пустыни нашей суеты в гору и на гору Св. Писания, гору Синай, где обитает Бог, гору Фавор, где мы с Ним обитаем, и другую, где Он за нас умирает.

Восхождение на гору — не полет, оно постепенно и состоит из этапов. Собственно, эти этапы в комментарии владыки Антония к Св. Писанию мне бы и хотелось обозначить, основываясь на учении о толковании, разработанном древними еврейскими мудрецами. (Разумеется, я нисколько не предполагаю, что митрополит Антоний руководствовался в своей экзегезе Писания принципами раввинистической герменевтики, скорее, напротив, эту достаточно специфическую область иудаики ему изучать не приходилось. Несомненно, и об этом говорится, например, в предисловии к книге «Труды», митрополит Антоний опирается в своей проповеди на святоотеческую экзегезу, однако, мне представляется полезным, вникая в особенности его библейского комментария, вспомнить раввинистическую герменевтику). Первый этап всякого толкования Писания, как они говорят— это пшат, «простой, буквальный смысл текста». Первое правило толкования — это понимать самому и донести до слушателя этот буквальный смысл и никогда не покидать его, как правило, очень широких границ. Как говорил рабби Ишмаэль бен Элиша: эйн тора йоцет ми ядей пшута, т. е. «Писание не уходит от буквального смысла». Мы все знаем, наверно, что владыка никогда не нарушает этого правила. Не только глобально он остается всегда верен евангельскому реализму, например, в описании жестокого раба или женщины, взятой в прелюбодеянии, но и в мельчайших деталях. Например, в притче о блудном сыне, он подчеркивает, что хотя в большинстве переводов говорится о лучшей одежде, но в греческом подлиннике стоит «первая одежда», т. е. не только лучшая, но и прежняя, и буквальный смысл, как показывает владыка, оказывается богаче, чем вольные переводы.

Второй этап восхождения — это ремез, «намек» или, на современный лад, контекст. Чтобы понять какой-либо стих или эпизод в Писании, необходимо найти его место в большем пространстве текста, а также обнаружить возможные литературные параллели, уточнить не понятные нашим современникам исторические и географические реалии или детали социального устройства и в особенности выяснить его религиозный контекст, степень, например, новизны или традиционности какого-либо высказывания Иисуса Христа на фоне разнообразных течений в иудаизме Его эпохи. Все эти принципы митрополит Антоний неукоснительно соблюдает и виртуозно применяет. Вспомним, например, толкование рассказа о Закхее или притчи о мытаре и фарисее в книге «Духовное путешествие». Владыка кратко обрисовывает функцию и положение мытаря в Иудее эпохи римского прокураторства, и только прояснив ситуацию в ее исторической конкретности, обращается к современному западному человеку с вопросом: «Можете представить себе, чтобы управляющий местным банком вскарабкался на дерево на центральной площади города, чтобы увидеть бродячего проповедника?»