Российская цивилизация и ислам

Российская цивилизация и ислам.

Во-первых, роль «щита» (первоначально - христианской, теперь же скорее светско-европейской культуры) против экспансионистских, экстремистских тенденций, время от времени возникавших в мусульманском регионе. Во-вторых, роль политического и экономического партнера для целого ряда стран этого региона, партнера менее требовательного в плане политических условий и собственных экономических выгод. В настоящее время актуализируется и та, и другая линия. Тесные пограничные контакты с исламским миром у России были всегда. Уже с X в. восточным соседом Руси стала богатая и достаточно мощная Волжская Болгария. Но, несмотря на интенсивные торговые связи, она, так же как и прикаспийские мусульманские государства, была объектом набегов русских дружин, а потому ислам в варварском сознании не мог иметь такой привлекательности, как вера гораздо более могущественной и значимой Византийской империи. Во всяком случае, каких-либо следов его распространения среди славянских племен не осталось. Легенда о выборе веры Владимиром показывает, что исламские обычаи и обрядность были известны упрощенно и искаженно, воспринимались как чуждые и странные, что, конечно, является прямым следствием невысокого авторитета в глазах древнерусской знати тех народов, которые тогда являлись их носителями. В целом в эпоху Киевской Руси ислам не привлекал особого внимания. Это была религия восточных купцов, отдаленных или слабых соседей. Но в этот период формируется антагонизм между Русью и степным миром, сложные отношения дружбы-вражды и постоянного противопоставления. Эти стереотипы пока не имели никакого отношения к исламу, но когда кочевые народы примут его (c XIV века), они сразу вольются в отношение к мусульманской религии. Не случайно некоторые позднейшие летописи,     «переписывая» историю, будут именовать половцев татарами, приписывать им магометанство. В первый период ордынского владычества неприязнь к «бесерменам» (так в летописях обозначаются мусульмане) усиливается. Причина здесь в том, что ордынские правители, сами – язычники, отправляли на Русь баскаков – откупщиков, выходцев из исламского купечества, для сбора налогов. Кроме этого была сделана попытка создать в южной Руси слободы, населенные ремесленниками - «бесерменами». Все это вызывало крайне резкую реакцию, восстания, убийства. В результате политика прямого вмешательства в «Русском улусе» была свернута. Это произошло приблизительно синхронно с официальным принятием ислама Ордой (1312 г.).Следует заметить, что для этого периода вовсе не характерны какие-либо миссионерские усилия по отношению к Руси. В отношении исповедания ордынские власти вполне устраивал status quo. Соответственно и на Руси вспоминали о религиозных различиях лишь тогда, когда ситуация приобретала враждебный характер. А с течением времени, когда сходит на нет официальная дань, набеги различных ханств, на которые раздробилась Орда, становятся почти постоянными, и при общем силовом превосходстве Руси они долго остаются неожиданными и опасными. На эту ситуацию накладывается еще один аспект – захват Византии и балканских государств турками, и тесный альянс между ними и Крымским ханством. Таким образом, становление идеологии единого Российского государства происходит в момент обостренного ощущения опасности со стороны консолидированного исламского мира. Россия – последнее православное государство, которому грозит опасность в первую очередь, от «агарян». Однако сила в традиционном обществе всегда вызывает и уважение. Объясняя Божьей волей, господство иноверцев над православными, Россия отнюдь не торопится в крестовый поход, к чему ее, начиная с XVI века, регулярно подталкивали посланцы европейских государств. В изображении одного из русских писателей – Ивана Пересветова – турецкий султан оказывается образцовым правителем, которому до полного совершенства не хватает только истинной веры. Религиозный фанатизм, вообще мало свойственный российской культуре, в этот период также не отражался на непосредственных соседях. Так, многие служилые татарские князья, и в том числе бывшие цари Казани, получали  милости, и даже крупные уделы на Руси без условия перемены веры (конечно, милости могли увеличиваться в случае обращения – наградой могла быть и женитьба на дочери или сестре правителя). Есть сведения даже о распространении среди русского населения элементов национальной татарской культуры, в частности, тюбетеек, хотя Церковь протестовала против их ношения. Начиная с падения Казанского ханства, в составе России оказываются области, населенные мусульманами. И хотя  завоевание многих из них воспринималось, как триумф православия, а казанская епархия долго считалась крупнейшим миссионерским центром России, массовых насильственных обращений русские власти не практиковали. Так, например, правительство охотно согласилось оговорить в договоре о присоединении башкир к русскому подданству свободу исповедания ими ислама. Более того, среди многих народов (например, сибирских татар) ислам по-настоящему распространился лишь в XVIII веке (миссионерами выступили среднеазиатские торговцы), и власть не препятствовала этому. Cо времени царствования Екатерины II государство решает подчинить духовную жизнь мусульманских народов своему контролю наподобие православия. Мусульманское духовенство причисляется к государственным чиновникам, получая жалование в соответствие с табелью о рангах. Правда, никаких прав и привилегий как духовное сословие оно не получило. Однако устанавливается (децентрализованная) бюрократическая структура духовных управлений; с этого времени мечети начинают строиться на государственный счет; появляется издание, а несколько позже первый перевод на русский язык Корана; издается и другая исламская духовная литература. Императрица признавала, что эти меры были призваны создать более позитивный образ российского подданства для других приграничных народов, например, казахов. Все это, тем не менее, способствовало укреплению национально-религиозной идентичности мусульманских национальностей империи. Это государственное признание ислама отразилось и на русской культуре – отходит в прошлое (за исключением идеологии русско-турецких войн) представление о религиозном противостоянии с востоком; в творчестве русских писателей появляются романтические его образы (например, у Пушкина, который также пишет известные «Подражания Корану»).Вскоре после присоединения Кавказа в начале XIX века началась, как известно, длительная борьба с горцами, отстаивавшими свою независимость под флагом имамата. Наложив свой отпечаток на всю первую половину столетия, эта война содействовала, как ни парадоксально, живой заинтересованности русских в культуре своего противника. Армия перенимает элементы одежды кавказцев (папаха, черкеска), в литературе находят отражение элементы религии и традиций этих народов (достаточно вспомнить Лермонтова). Даже генерал Ермолов лично сочиняет текст молитвы за царя для исламского населения, пытаясь в меру своего понимания отразить в ней реалии данной религии.                      В дальнейшем представители кавказских народностей (особенно элиты) входили в состав офицерского корпуса русской армии, генералитета; из них была сформирована известная т. н. «Дикая дивизия». Была выработана особая символика наград для лиц нехристианского (т. е., фактически, мусульманского) исповедания, где христианские святые, изображения креста и др. заменялись нейтральными символами (государственный орел).Присоединение Средней Азии не было ознаменовано столь упорным сопротивлением; можно отметить, впрочем, крупнейшее восстание 1916 г. Революция 1905 г. и провозглашение свободы вероисповедания вызвала новый подъем национального самосознания мусульманских народов империи. Была образована отдельная мусульманская фракция в Думе, хотя разрабатываемые ей проекты (в частности, объединение в единую юрисдикцию всей иерархии исламских духовных лиц) в жизнь воплощены не были. После революции 1917 г. большинство исламских народностей охватила тяга к автономии или отделению. Но образовавшиеся националистические правительства были неустойчивы и вскоре ликвидированы красными или белыми. В целом симпатии этих народностей в ходе гражданской войны склонялись на сторону большевиков, не только по социальным причинам, но и в силу их более гибкой политики относительно предоставления автономии. Хорошо известно, впрочем, что в отдельных местностях Кавказа, и особенно Средней Азии восстания и басмаческое движение не прекращались вплоть до Великой отечественной войны; в лозунгах этих движений религиозный аспект выдвигался на передний план. Может быть, в силу этого ислам, как возможная питательная почва для идей национальной независимости, преследовался весьма жестко. Хотя отделить религиозные элементы от народных обычаев было невозможно, однако литература, особенно написанная арабским шрифтом, истреблялась гораздо последовательнее, чем православная, за которой все же априорно признавался статус культурного наследия. Фактически был невозможен сколько-нибудь массовый хадж (он дозволялся крайне малочисленным группам из числа духовенства). В постсоветское время началось возрождение исламской духовной культуры, вполне признанное государством. Православная Церковь, считая ислам одной из традиционных для России концессий, периодически проводит консультации с мусульманскими духовными лидерами и на этом уровне конфликтов не возникает. Однако известно, что ислам, хотя и не сразу, с одной стороны, стал использоваться в качестве лозунга сепаратистскими движениями (Чечня), с другой стороны, после падения прежних идеологических преград («железного занавеса»), в Россию начали проникать идеи исламизма, сформировавшегося на мусульманском Востоке не столько как религиозное, сколько как социально-политическое течение; с одной стороны это – реакция на вестернизацию Востока, втягивание его в процесс глобализации, с другой – точка опоры многих претендентов на захват политического лидерства. Война в Чечне и ряд террористических актов, а также ответные репрессивные меры государства, рассматриваемые в сфере внешней политики как элемент борьбы с «международным терроризмом», обострили ситуацию. Однако ни на властном, ни на народном уровне ощущения глобального противостояния с исламской цивилизацией все же не возникло, тем более, что широкие массы мусульманского населения в целом остались в стороне от экстремистской пропаганды, а наблюдаемые спорадически, особенно в столице и в южных регионах, проявления нетерпимости в отношении лиц «неславянской» национальности не имеют религиозной подоплеки (в них оказываются включенными и христианские народности, к примеру, армяне). Поэтому в долгосрочном плане перспектива мирного и достаточно дружественного сосуществования христианского и мусульманского населения России представляется не только желательной, но и наиболее вероятной. Во внешнеполитическом ракурсе, особенно после завершения длинного ряда русско-турецких войн, существенно окрашенных в конфессиональные цвета, преобладающей политикой России на мусульманском Востоке становится сотрудничество. Ситуация и до этого была не так однозначна: даже с Турцией Российское государство в отдельные моменты находилось в союзнических отношениях; в Иране и Афганистане наша страна также пыталась, хотя и, разумеется, в своих интересах, создать образ более толерантной державы, чем Англия (сходную роль здесь же и особенно в Турции пыталась играть и Германия). Однако после установления власти большевиков целая серия договоров с названными государствами открыла еще более знаменательную страницу в этой политике. Действительно, именно в мусульманском мире в сферу влияния СССР порой входили даже те страны, власти которых жестоко преследовали коммунистические партии и демократическое движение. Особенно сильный козырь разыграла советская дипломатия, заявив о поддержке арабского национального движения в целом, в том числе и против Израиля. В разное время в орбиту связей с нашей страной входили Алжир, Египет, Ливия, Сирия, Ирак, Иран, Афганистан, Йемен. Продолжалась, и, как одно время казалось, с не меньшим успехом, эта линия и в 90-е гг.: поддержка Северного альянса в Афганистане; атомное сотрудничество с Ираном; продажа вооружений в Сирию; партнерство с Ираком. В самые последние годы, однако, стало ясно, что силовому втягиванию стран Востока в сферу влияния США Россия мало что может противопоставить и, т. о., это многообещающее направление сотрудничества оказывается эфемерным, особенно в свете доминирующей прозападной ориентации самой России, хотя наша страна, видимо, еще будет оставаться притягательной для некоторых государств исламского мира как менее амбициозный экономический и политический партнер.