Проблема самоопределения философии: Дидактический материал по курсу «Философия»

конце концов, есть время?» - спросит он, ожидая и, быть может, надеясь, что ответ раскроет перед ним скрытую сущность времени. За сферой интеллектуального беспокойства существуют более глубокие его уровни -страх неизбежности хода времени со всеми размышлениями о жизни, к которым он побуждает нас. И вот все эти тревожные сомнения выливаются в вопрос «что есть время?» (Между прочим, это намек на то, что ни один ответ никогда не устранит всех этих сомнений, вновь и вновь вспыхивающих на разных уровнях и, тем не менее, выражаемых в одной и той же словесной форме.)

Так как все мы знаем, что время существует, и все же не можем сказать, что оно такое, это вызывает ощущение таинственности; и именно благодаря своей неуловимости время захватывает наше воображение. Чем больше мы всматриваемся в него, тем больше недоумеваем: оно кажется переполненным парадоксами. «Что есть время? Что есть это бытие, составленное из моментов, но без чего-либо, что движется?» (Шопенгауэр)... Для Шелли оно «бездонное море, чьи волны - годы», «безбрежный поток» для Пруста - ну почему бы не оставить что-нибудь и читателю?

А не в том ли ответ, что то, что мистифицирует нас, кроется в именной форме слова «время»? Наличие понятия, воплощенного в форме имени существительного, почти неизбежно вынуждает нас обращаться к поиску того, именем чего оно является. Мы стремимся зафиксировать ускользающие оттенки с помощью неясности речи.

Ошибочная аналогия, впитанная формами нашего языка, вызывает, но указывать на любую лошадь. Белый класс всех лошадей? Нет, так как можно говорить об этой или о той лошади. Но если оно не обозначает ни единичную лошадь, ни всех лошадей, тогда что же?) Точно такое же потрясение

25

испытывает идеалист, приходя к мысли, что он, говоря словами Шопенгауэра, «познает не солнце, а только глаз, видящий солнце, не землю, а только руку, которая ощупывает ее». Может быть, в таком случае мы ничего не знаем, кроме собственного сознания?

Когда вдумываешься в такие вопросы, кажется, будто разум затуманивается и все, даже то, что должно быть абсолютно ясным, начинает странно сбивать с толку, становится совершенно непохожим на себя. Чтобы выявись характерную особенность этих вопросов, следует сказать, что это не столько вопросы, сколько признаки глубокой обеспокоенности разума. Попробуем на мгновение войти в то состояние сознания, которое было у Августина, когда он спрашивал: как возможно измерять время? Время состоит из прошлого, настоящего и будущего. Прошлое нельзя измерить -оно прошло; будущее нельзя измерить - оно не наступило: а настоящее нельзя измерить оно не обладает длительностью. Конечно, Августин знал, как измеряется время, и не это его интересовало. Его приводило в недоумение, как возможно измерять время при условии, что прошедший