Духовные истоки предпринимательской этики

ДУХОВНЫЕ ИСТОКИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ЭТИКИ

А.А.Соболевская,
Институт экономических стратегий РАН (ИНЭС),
Москва

В середине 1980-х годов на Западе происходит ряд параллельных процессов: ренессанс исторической школы, особенно идей Макса Вебера о протестантском этосе, самое пристальное внимание к концепции вышедшего из лона исторической школы Йозефа Шумпетера с его "Новатором", явившимся предтечей широкого внедрения нововведений, а также модернизация управления в корпорациях США на основе так называемого внутрифирменного предпринимательства. Все это стало прелюдией к возрождению предпринимательства на новой основе, но и одновременно - критикой «старого капитализма». Появилась целая серия работ, в которых с разных сторон исследовались эти проблемы, ставился диагноз о системном кризисе капитализма, предлагался выход из тупика старого и переход к новому экономическому обществу, к обновленной системе мотивации труда и предпринимательской этике.
Одна из таких работ так и называлась - «Новый капитализм»; она принадлежала перу американца Вильяма Халала и вышла в свет в 1986 году, почти одновременно с широко известной книгой Фукуямы . В.Халал писал, что совсем недавно индустриальный мир наслаждался своим впечатляющим благосостоянием. В течение неполного столетия со времен промышленной революции доходы развитых наций выросли более чем в десятки раз - от нескольких сот долларов в год, приходящихся на большую часть населения, до более 26 000 долл. годового семейного дохода, тогда как продолжительность средней рабочей недели сократилась с 70 часов до менее 40 часов. Впервые в истории базовые жизненные потребности были в той или иной мере удовлетворены, продолжительность жизни удвоилась, а материальное благосостояние широко распространилось. «Этот беспрецедентный триумф, - утверждает Халал, - обязан главным образом невероятной энергии Старого Капитализма, по сложившейся традиции оценивающейся такими явлениями как «рост», «производительность», «прибыль», которые Макс Вебер объединял понятием «Протестантская Этика», подчеркивая им дух капитализма. И мотив прибыльности служил главным принципом в координации всей системы, потому что, как доказывали такие экономисты как Адам Смит, конкуренция свободного рынка увязывала своекорыстные индивидуальные интересы для служения широкому общественному благосостоянию. Бизнес стал даже неофициальной американской религией, так как духовенство проповедовало, что прибыльность предприятия доказывает моральную справедливость и божественное откровение». [1, 17-18] Джон Рокфеллер прямо указывал на это откровение, когда провозглашал: «Добрый Господь дал мне мои деньги». В течение нескольких десятилетий со дня произнесения президентом К. Кулиджем, занимавшего этот пост с 1922 по 1929 годы, знаменитой фразы о том, что главным делом американцев является бизнес, США превратилась в мирового промышленного лидера, Мекку новых технологий и управленческого профессионализма. Но в восьмидесятые годы американцы почувствовали, что многое изменилось, и переживание триумфа сменилось глубокой озабоченностью. Начались поиски выхода из глубокого системного кризиса, и тогда обратились к давно ставшими легендой основополагающим моментам истории и теории бизнеса, предпринимательства, его этическим и культурным основам.
Как по команде наши обществоведы тоже заговорили о «протестантской этике», которая могла бы помочь развить капитализм в России. В «Комсомольской правде» эти слова с пожеланием «переделать малоэффективное в экономическом плане православие» прозвучали в конце 80-х в статье ставшей впоследствии весьма известной своими радениями за рыночную экономику Ларисы Пияшевой. За ней стоял целый ряд отечественных экономистов либерального толка, говоривших, как обычно, с оглядкой и с подсказки своих западных коллег. В конце концов что-то похожее произнес Ельцин, будучи уже президентом. Чем же так знаменит этот самый протестантский капитализм и чем характерна его этика, что и поныне он является непревзойденным образцом для подражания? Для ответа на этот вопрос надо обратиться к периоду становления капиталистических отношений в Западной Европе и заглянуть на те события, которые этому предшествовали.
Хорошо известно, что одним из ключевых моментов развития анализа становления капиталистического хозяйствования, отраженным во всех исследованиях, начиная с Адама Смита, было понятие «экономический человек», "homo oeconomicus", отражающее мотивы поведения хозяйствующего субъекта в условиях капитализма. Согласно этой концепции рациональное поведение человека в сфере хозяйствования заключается в том, что действуя в собственных интересах, он способствует оптимальному удовлетворению интересов общества в целом. Человек здесь выступает как эгоистическое существо, стремящееся извлечь для себя наибольшую выгоду. Личный интерес является фундаментальным стимулом эффективного хозяйствования и тем самым - роста благосостояния нации. Стремление к достижению успеха, выраженного в денежном богатстве, накопительство, расчетливость — все это, как стало считаться, является мотивами для поведения экономического человека, а сама эта идеально-типическая конструкция представляет собой основу мотивации хозяйственного поведения — выбора тех или иных направлений действия или бездействия.
С. Булгаков в своих очерках «Православие», пишет, что религия, господствующее мировоззрение кладет свою определяющую печать и на экономического человека, что наряду с другими духовными типами, существует и христианский тип экономического человека, как в общем смысле, так и более конкретно применительно к разным христианским исповеданиям: тип православный, католический, протестантский. Последний тоже делится на разные ветви: пуританский, лютеранский, реформатский, квакерский и т.п. экономический человек. / 3, 345 - 346 / По существу, кроме православия, католичества и, с некоторой условностью протестантства, все другие типы вероисповеданий связаны не с христианством как таковым, а с ересями, которые возникли в результате реформации. Но чтобы понять эти отличия, надо знать тот основной принцип познания Бога, пути к нему, веры в него, который отличает одно вероисповедание от другого. «В протестантском сознании на первый план выдвигается принцип свободы, принцип личного непосредственного обращения верующей души к Богу. Творческим началом и религиозной жизни, и религиозного сознания является личность. Тут в качестве главного пути религиозного сознания признается личная заслуга, личная ответственность человека перед Богом. Это по преимуществу этическое понимание христианства». /4, 409 - 410/ Такое этическое понимание христианства легко было превращено в идеологию нарождавшейся буржуазии.
Протестантизм на Западе победил в результате Реформации католичества. Сама Реформация стала возможна только после того, как произошло окончательное разделение церкви в половине XI века на западную папскую и восточную ортодоксальную. Те силы, которые достигли своего апогея в Протестантской Реформации XV и XVI веков были приведены в движение еще в XI, ХII И ХIII столетиях, проложив путь великим ересям внутри христианства, разделившим единую до того церковь на враждующие лагеря. Это значит, что Реформация была вторым актом раскола единой церкви, которую создал Христос и которую раскололи люди. Можно предположить, что среди этих сил не последними был еврейский мессианизм.
С.Булгаков объясняет проникновение еврейского мессианизма в христианство через посредство средневековых еретиков-коммунистов, внешним толчком к движению которых послужило превратное представление о деятельности двух замечательных духовных лиц средних веков - монаха Франциска Ассизского и аббата Иоакима Флорийского. Собственно, ни их жизнь, ни их идеи вовсе не имели в себе ничего такого, что можно было бы толковать в духе коммунизма. Их собственные идеалы и духовные настроения отбрасывались, и усваивались лишь отрицательные выводы, которые можно было сделать для критики существующего строя. «Таким образом, - замечает Булгаков, - возрождается мечта о наступлении земного рая, устрояемого мессией или единоличным или же коллективным (весь еврейский народ, или же пролетариат в современном социализме)». / 5, 164 / Подобное же ощущение избранничества впоследствии стало присуще адептам таких религиозных общин, как альбигойцы, или катары. Угаснув в реформированном христианстве, эта ересь, существовавшая в нескольких разновидностях, передало протестантским сектам свой антицерковный заряд и этические нормы хозяйственной и личной жизни. Все они, однако, воспроизводили в той или иной форме практически все, что было предложено манихейством, ранней христианской дуалистической ересью, в котором синтезировались некоторых догматы христианства, зороастризма с добавлением каббалы.
Другая альбигойская ветвь, вальденсы, не принимая манихейства, стала ранним предшественником протестантизма ; они тоже боролись с римской церковью, отрицали частную собственность и провозглашали общность имущества. Но это не меняло общей картины относительно их раскольничьей роли в церкви и переживания иудейских хилиастических ожиданий и мессианства.
В областях распространения альбигойства обеих ветвей, катаров и вальденсов, велика была мирская власть еврейства, реализуемая в его так называемой «естественной монополии» на ростовщичество. Подобная монополия была связана с тем, что в средние века христианская церковь осуждала денежный рост, а в половине ХIV века запрещение ростовщичества было включено и в гражданское право. Ростовщическая деятельность евреев в христианских государствах обставлялась особыми законами, регулировавшими как их оседлость (гетто) и организацию (кагал ), так и совершение долговых сделок, составлявших доходную статью для английских королей. Английский историк Дж. Эшли в своей работе «Экономическая история Англии в связи с теорией» писал, что «грабя евреев, король позволял им в свою очередь грабить христианское население, а евреи должны были стать орудием, при помощи которого король грабил нацию». /5, 147/ Размер дозволенной прибыли в ХIII в Англии определялся в 2 пенса в неделю на фунт долга, то есть около 43, 3 % годовых, что, кажется, превосходит сегодняшние грабительские проценты в России.
Таким образом, сектантство с его мирскими связями с иноверцами участвовало в подготовке Реформации, начальником которой считается Мартин Лютер. Приняв за основное положение, что человек своими собственными силами и делами не может достигнуть оправдания и спасения и что он оправдывается и спасается только верою в Искупителя - Христа, которая есть дар Божий, и личным общением с Ним, Лютер отверг все последующее в деле спасения: Церковь, Иерархию и таинства.
Каким же образом реформированное христианство воплощалось в хозяйственной жизни, как оно повлияло на формирование экономического человека, ставшего главным действующим лицом нарождавшейся экономической цивилизации?
Реформация явилась крупным шагом секуляризации жизни, выхода ее из церкви, сама религиозная жизнь сводится также к разрыву с церковью, а мотивы этические получают решительное преобладание над чисто религиозным . Сама эта этика ориентируется на вопросы светской деятельности, на интересы профессионального труда. Отвергая церковь как сверхприродную организацию человечества, правило апостольского преемства и церковную иерархию, Реформация провозгласила тем самым начала религиозного индивидуализма и своеволия. С этой стороны она представляет собой полную параллель гуманизму, который провозгласил те же индивидуалистические начала, хотя и на ином языке, но сблизив понятия о природе человека.
Непосредственное значение для этики и психологии хозяйственной жизни, воспитания экономического человека явилась провозглашенная Лютером принципиальная равнозначность различных видов мирского, профессионального труда, проистекающая из общего отвержения разницы между духовным и светским и отрицания особой высоты монашеской жизни и аскетической морали.
Лютер ввел в употребление понятие «Beruf» (и само слово появляется на немецком языке лишь в его переводе Библии), призвания, в котором выражена идея выполнения профессионального долга как религиозного дела и этического служения, не отличающегося от монашеского служения Богу. К числу богоугодных «призваний» принадлежат и разные виды хозяйственного труда и предприимчивости. Тем самым хозяйственные интересы получили в протестантизме религиозно-этическую санкцию, а экономический человек - свое крещение. Однако, Лютер был недостаточно революционен в реформировании церковных заповедей, оставаясь противником процентного роста ссужаемых денег. Поэтому хозяйственная потенция хозяйственной этики лютеранства была как бы дремлющей. Но она развернулась во всю ширь в кальвинизме.
Жан Кальвин первый в христианских учениях, кто высказывается против принципиального осуждения денежного роста. Он является в известном смысле духовным отцом новейшего капитализма, и исторически кальвинизму, особенно в его английской разновидности, в пуританизме, суждено было сыграть выдающуюся роль в истории экономической цивилизации, стать воспитателем капиталистического духа. Здесь восторжествовало начало «мирского аскетизма», и, будучи направлено в русло хозяйственной предприимчивости, развило огромную предпринимательскую энергию.
Кальвин был выходцем из Франции, но свою деятельность реформатора Церкви он осуществлял в Женеве. После того, как город сделался протестантским, царила всеобщая распущенность и деморализация. Слово свобода, которое было у всех на устах, служило только для того, чтобы оправдать собственную распущенность и безнравственность. В упорной борьбе и суровых обличительных проповедях Кальвину удалось преодолеть дезорганизованное общество и из республики, не имевшей руководителя, создать квазитеократию, главой которой был он сам, став своего рода «реформатским папою». Он организовал консисторию, которая осуществляла церковную дисциплину, но члены ее вмешивались в самые интимные области жизни членов общины. Происходило смешение компетенции духовной и светской власти. Последняя должна была помогать церковной власти взимать денежные штрафы и осуществлять лишение свободы за нарушения против суровых церковных установлений. Были запрещены даже самые невинные удовольствия, а театры и трактиры закрыты. Однако, строгость нравов, введенных в Женеве, привела к экономическому процветанию города, оказалась экономически плодотворна.
Первый, кто раскрыл роль Кальвина как воспитателя капиталистического духа, был крупнейший немецкий ученый-социолог Макс Вебер, который связал этот дух с основным догматом кальвинизма о безусловном предопределении, особенно тщательно рассмотрев эту проблему в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма». Смысл догмата заключается в предвечном избрании Богом одних из людей ко спасению, а других - к гибели, совершенно независимо от их воли и без всякого отношения к их свободе. Предназначенные к вечному спасению составляют небольшую группу избранных Богом людей, избранных в силу его непостижимого решения, помимо всякой их заслуги. С другой стороны, никакие усилия не могут спасти тех, кто предопределен к вечной погибели. Как добрые дела, так и злые дела служат для выполнения Божиих предначертаний. Хотя никто не знает своей окончательной судьбы, каждый должен быть уверен, что он избран, для чего он должен следить за своим поведением, чем вырабатывается выдержка и самодисциплина. Но одновременно освобождается совесть от тревоги, связанной со стремлением к богатству, так как кальвинизм научает видеть в обогащении естественную награду за труд, а богатство рассматривать как благо, подлежащее приумножению. Поэтому земной успех может служить в качестве наилучшего средства для обретения внутренней уверенности в спасении, путем к которому является неутомимая деятельность в рамках своей профессии. Лучшим способом поверить в свое личное спасение стало в период развития капитализма достижение успеха в своем деле, то есть процветание бизнеса, приумножение капитала. Итак, чем больше у кальвиниста денег, тем больше уверенности в своей богоизбранности. Так что степень божественной благодати можно измерить еще в этой жизни размером кошелька.
Все направления реформаторского сектантства шли по одному пути: создавали либо объединения образцовых христиан внутри церкви, либо общин, состоящих из признанных безупречными полноправных членов, осуществляющих власть над церковью; остальные прихожане этой церкви рассматривались как христиане второго сорта. Самый факт вступления в ту или иную общину, которому предшествует проверка образа жизни претендентов, рассматривался как абсолютная гарантия их этических качеств и, прежде всего, деловых. Им можно было доверять в делах, предоставлять кредит и т.д.
Вебер подчеркивает, что в пуританских сектах за утверждение избранности перед Богом выдавалась награда в виде спасения, а за утверждение избранности перед людьми - награда в виде социального самоутверждения внутри сект. Оба принципа дополняли друг друга и способствовали раскрепощению «духа» развивавшегося капитализма, становлению его специфического, как Вебер называет «этоса», то есть поведения в соответствии с духовно-нравственными принципами. / 5, 149, 290/
«Здесь, - пишет Булгаков, - восстанавливается ветхозаветное, иудаистическое истолкование земного благоденствия как награды за праведность; пуританизм недаром получил название «английского еврейства» (english hebraism) и Зомбарт справедливо указывает на сродство морального облика и того и другого, чем объясняется и сходство их роли в истории капитализма. Эта особенность кальвинизма, то есть связь его с предпринимательской энергией, была хорошо известна в те времена, так что существовала даже поговорка: еретичество ( то есть кальвинизм) родит промышленность». / 4, 223/
Упомянутый Булгаковым Вернер Зомбарт был коллегой Вебера, правда не соглашался с ним по некоторым вопросам трактовки происхождения капиталистического духа. Зомбарту принадлежит фундаментальное исследование о влиянии иудаизма на развитие капитализма. В частности, он считал что идеи меркантилизма проистекают из того же источника: в его основе лежит идея национального мессианизма, заимствованного у евреев, но который в Англии усматривался в распространении пуританской реформации по всему миру. Призванная к этой миссии страна сама должна быть сильна и богата, и ей следует стремиться к усилению своих возможностей средствами, которые в ту пору назывались меркантилизмом.
Нравственная сила предпринимателей подобного типа основывалась на том, что их деятельность осуществлялась не ради личного обогащения, а во имя известной идеи, что стали называть светским аскетизмом , в отличие от монашеского подвига, осуществляемого в церкви. Подвергая себя методичной дисциплине в своем деле, кальвинисты - предприниматели в наилучшем виде исполняли основное правило капитализма - служить накоплению ради накопления, а не удовлетворению потребностей, видя в этом накоплении выполнение своего религиозного долга.
Этика самым тесным образом оказалась связанной с экономикой, и "первичной" в этой органической целостности оказалась именно этика". Но этика эта вытекала из секуляризованных духовных догматов протестантского еретичества, а потому вела в тупик торгашества, какова бы ни была изначальная моральная установка.
Итак, основой духа капиталистического предпринимательства, то есть жажды наживы, явился протестантский, а точнее - кальвинистский догмат об избранности к спасению, иначе - безусловном предопределении. В нем видны следы иудейского влияния с его претензией на вечное богоизбранничество. Оно противоречит Слову Божию, которое учит, что благодать Божия, получаемая нами по заслугам Искупителя-Христа - всеобща, т.к. он умер за всех людей. Бог никому не предписывает ни добродетельной, ни греховной жизни, но предвидение Божие наших поступков, нравственных и безнравственных, не стесняет свободы людей. Уже Лютер исказил церковное понимание спасения своим учением о том, что человек во имя своего спасения должен беспрекословно подчиняться божественной воле, так как он спасается только верою в заступничество Христа без участия человека. Кальвин, дополнив учение Лютера догматом о безусловном предопределении, отодвинул Христианство к иудаизму и язычеству значительно дальше Лютера. Поэтому кальвинизм и шотландское пресвитерианство, вышедшее из него, лишь с большой натяжкой можно считать Христианским исповеданием. / 6 /
Протестантский дух капитализма на Западе должен был значительно отличаться от православного духа российского предпринимательства, как отличаются сам Протестантизм от Православия. Схожесть же протестантского западного капитализма с русским, которая все-таки имела место, целый ряд исследователей относят на счет старообрядческого раскола. Надо признать, что истинные причины раскола до сего времени практически не выяснены, так же, как мало что известно о жизни и социально-политической роли приверженцев старой веры. По своим реальным результатам, независимо от того, как он начинался и как оценивать деятельность и личные качества тех, кто стоял у его истоков, раскол послужил тем же силам и явился основой тех же процессов, что и реформация с последующими буржуазными революциями на Западе. Раскол вместе с церковными реформами Петра I расчистили путь для развития капитализма в России.
На аналогию старообрядческого раскола с протестантской реформацией чуть ли не первым указывал В. Соловьев в своих статьях о расколе в русском народе и обществе, написанных в начале 1880 - х годов. «Наш народный раскол, — писал Соловьев — хотя вначале выступает в защиту божественных и неизменных форм церкви против всяких человеческих нововведений, но подменивая истинный признак божественности - кафоличность (т.е. вселенский характер церкви - А.С.) - другим внешним, условным и неопределенным признаком старины или отеческого предания, раскол постепенно удаляется от божественного содержания церкви, растворяя широкие врата всякому человеческому произволу и личному мудрованию». /7, 221/
Раскол тем самым посягнул на самые основы церкви в иерархии, догматах, таинствах, отделив от нее, превратив в сектантов приверженцев «старой» веры. Сами «отеческие предания», говорит Соловьев, в сущности сводились у них «к старым опечаткам в русских служебниках». И хотя это не совсем так, но действительно на первый план в области веры и благочестия выступили отеческие предания, т.е. местные русские обычаи, сложившиеся в XVI в., заменив вселенскую истину там, где не должно быть ни старины, ни новизны, ни эллина, ни иудея; на место Божьего и всемирного явилось свое, отдельное. Раскольники горячо восстали за свое отеческое предание, а правители церковные горячо действовали против них. Много здесь было из-за личных качеств Аввакума, стоящего за старый обряд и патриарха Никона, слишком страстно реформы проводившего. «Исходя из желания сохранить неприкосновенными все переданные формы церкви, не различая в них всеобщего и вечного от местного и временного и ставя последнее на место первого, староверие ничего не сохраняет и, теряя важнейшие условия церковной жизни - иерархию и таинства, является лишь отрицанием кафоличности (соборности, вселенскости церкви - А.С.), протестантизмом местного предания, подобно тому, как у немцев явился протестантизм личного убеждения", - заключает свое понимание сути раскола В.Соловьев. /7, 227/
Идеи В.Соловьева развивал С.Н. Булгаков, привлекая конкретный материал как по развитию предпринимательства в России так и по истории старообрядческого раскола в том числе в своей статье « Народное хозяйство и религиозная личность», написанной в 1909г. /8/ В 1909 году Булгаков выступает на заседании Соловьевского общества с докладом "Народное хозяйство и религиозная личность", который в том же году был опубликован в виде статьи. Изложив кратко новейшие для того времени исследования ранней истории капитализма западноевропейских ученых, особенно Вебера, впервые установившего связь между возникновением капитализма в недрах протестантских, особенно кальвинистских, общин с их религиозными догматами, Булгаков перекидывает мостик к развитию капитализма в России. Он утверждает, что известна "особенно близкая связь русского капитализма со старообрядчеством , к которому принадлежали представители целого ряда крупнейших русских фирм", и что "гонения и преследования, отсеивая слабых, вырабатывают стойкость и цельность характера, обнаруживающуюся во всех областях жизни, а в частности, и экономической", и все это является причиной особого процветания купцов-старообрядцев./8, 361-362/ Подобная точка зрения, очень напоминая социальный дарвинизм и мало, что объясняет. Представляется, что в гораздо большей степени на расцвет старообрядческого предпринимательства повлияла обычная опора на "своих" , что естественно в замкнутых общинах, а также возможность использовать труд и капитал единоверцев на льготных условиях, о чем свидетельствует история первоначального накопления старообрядческих капиталов./9/ Увлеченный картинами расцвета предпринимательского духа на основе Реформации в Западной Европе, Булгаков исподволь подводит к идее реформации в России, но теперь уже не с точки зрения христианского социализма, как предлагалось им ранее, а с точки зрения расцвета русского капитализма. Правда, такого вывода он не делает, говоря только о необходимости усиления влияния "религиозной дисциплины православия" на "экономическое творчество народа". Причину ослабления экономического творчества он видит в упадке самого православия, что по мнению профессора политэкономии, свойственно всем широким церквам, то есть католической и православной; в менее пестрых по составу и малочисленных религиозных сектах воодушевление сильнее по накалу, выше и экономическая отдача. Отсюда следовал вывод, что для усиления веры и повышения экономической самоотдачи народа - надо провести реформацию, наподобие западноевропейской, то есть приспособить православную веру к экономической необходимости. Сам Булгаков таких выводов не делал, за него договаривали другие, например профессор С.А.Котляревский, давний коллега по "Союзу освобождения", ставший одним из лидеров партии кадетов. Несомненно, это была утопия Булгакова, и на нее несколько позже ответит В.Рябушинский , один из братьев знаменитых купцов-старообрядцев, проходивший практику в Европе , слушавший курс лекций в Гейдельберге как раз в тот, период, когда Вебер выступил со своей концепцией, и хорошо знавший ее.
В своей статье 1928 г. он замечает: "Два обстоятельства являются характерными для старых русских купеческих фамилий. Во-первых, их крестьянское происхождение, во-вторых, глубокая религиозность их основателей; немало среди них и старообрядцев"./10, 128 / Рябушинский никак не выделяет и не разделяет старое и новое исповедание и в отличие от Булгакова указывает на глубокие различия хозяина - православного и протестанта, особенно кальвиниста, принятого за образец предпринимателя нашими профессорами. "Мирской аскетизм, - пишет он, - есть и у нас, но он не постоянный , а периодический , связанный с постами. Отношение к богатству тоже другое. Оно не считается греховным, но на бедность не смотрят как на доказательство неугодности Богу. Поэтому в России нет того сухого, презрительного отношения к беднякам, которое появилось на Западе после Реформации."/10, 125/
В годы, предшествующие революционным событиям, и во время этих событий социально-экономической стороне вопроса старообрядчества стали уделять большое внимание многие историки и публицисты. Многие из них подобно Булгакову, обращали внимание на влияние раскола на «освобождение» предпринимательского духа.
Существовала и другая традиция исследования старообрядческого раскола, демократическая, которая видела в нем оппозиционное движение против засилия государства и церковных властей. Такую позицию выдвинул историк А.Ф. Щапов в своей книге, вышедшей в 1862г. , в которой он писал, что старообрядчество было прежде всего «могучей, страшной общинной оппозицией податного земства , массы народной против всего государственного строя - церковного и гражданского»./11 /
Русские эмигранты в Лондоне во главе с Герценом уже в 60 - е годы, использовали это «открытие» Щапова , разыграв карту старообрядческого раскола , и пытаясь вовлечь старообрядцев как диссидентов в политическую борьбу с самодержавием. Герцен даже намеривался создать здесь особый старообрядческий церковный центр, построить собор, старостой которого он сам был не прочь стать. Уже в том же 1962 г. В Лондоне начал выходить особый журнал для старообрядческих читателей под многозначительным названием «Общее дело». К этому делу были привлечены и силы из числа купцов -старообрядцев. Одним из таких радетелей за общее дело выступил Козьма Терентьевич Солдатенков, которого Герцен использовал в своих революционных затеях в качестве кредитоспособного донора.
Известно, что среди крупного русского купечества капиталистического периода было много выходцев из старообрядческих семей, многие из которых либо прямо поддерживали революционных функционеров ( Савва Морозов финансировал ленинскую «Искру»), либо выступали в антимонархическом блоке ( Рябушинские, Коновалов, Гучков и др.) . Но это - предмет особого разговора. Ясно только, что старообрядчество входило в арсенал средств борьбы против монархии и за развитие капиталистических отношений.
Россия дольше других противилась капиталистическому развитию, в первую очередь, потому, что здесь успешнее , чем в других странах Православие боролось с ересями, и еще потому, что оно наименее других религий подлежит приспособлению к нуждам обретения земного благополучия. Понадобился раскол, чтобы ослабить церковь и впустить, хотя бы через маленькую щелку дух стяжательства. Имея в себе зародыш протестантизма, русский раскол взрастил его в тех сектах, которые стали расти как грибы в условиях ослабления церковного влияния. Церковная реформа Петра с ее упразднением патриархии еще более усилила процесс раскола и внедрения протестантизма с Запада. Так, Соловьев отмечал несомненное влияние протестантских мистиков на секту людей Божьих (хлыстов), квакерства - на духоборов и т.д. Постепенно в расколе человеческое смешивается с Божьим, берет над вторым верх и совсем его вытесняет в сектантских религиях, а в некоторых из них на месте Бога появляется сатана. Такие секты становятся орудием тайных политических организаций, в том числе и масонства, которым, как и мистическим сектам, присуща не только антихристианская, но и антигосударственная, антимонархистская направленность.
Особую роль в укоренении капиталистических отношений сыграло так называемое «федосеевское согласие», носящее имя своего основателя Феодосия Васильева. Федосеевцы стали наиболее радикальной ветвью « беспоповства», фактически не имеющей ничего общего с собственно старообрядчеством. По своим истокам оно восходило к ересям , существовавшим еще в дониконовские времена. Исследователи не исключают влияния на федосеевскую риторику непосредственно протестантских идей. /12/
Наиболее полная формулировка этой ветви беспоповщины была выработана в 1694 г. и состояла из двадцати положений, из которых первое было наиболее важным в догматическом отношении. В нем говорилось об окончательном воцарении в мире антихриста, о том, что он уже царствует в патриаршей церкви, которая вместе с поддерживающим ее государством сделалась «воинством антихристовым». Поскольку благодать иссякла, священство прекратилось, постольку вместе с ними прекращались таинства евхаристии и брака, совершаемые священством. Могли оставаться только таинства крещения и исповеди, которые могли совершаться мирянами, а всех тех, кто хотел перейти в настоящее беспоповство, то есть федосеевщину, категорически предписывалось перекрещивать. Исходя из прекращения таинства брака, правила предписывали безбрачие и соблюдение целомудрия. Они также предписывали особый обряд очищения еды, купленный «на торгу», то есть не у беспоповцев.
В своем предельном, но однобоком аскетизме , отрицании благословенного Богом христианского продолжения существования человеческого рода и института священства, Феодосий Васильев и его единомыщленники шли по стопам «лесного старца» Капитона, жившего за четверть столетия до патриаршества Никона и начала злосчастного спора об обряде. Сам лесной старец, видимо, был сильно задет ересью стригольников. Так что одна ересь тянула за собой другую, а старообрядческий раскол служил лишь питательной средой для старых и неизжитых эсхатологических и мессианских переживаний.
Рассматриваемое движение беспоповцев зародилось в городах северо-западной России, главным образом в Новгороде, Пскове и Яме, но в Феодосий в 1969 г. ушел со своей семьей и приверженцами из России в Литву, где и обосновался около Невеля. Польские и католические власти были рады поддержать выраставшую в значительную оппозицию московскому православию и государству беспоповщину, поэтому они очень хорошо отнеслись к переселенцам. Однако уже в1709 г. она была разграблена польскими солдатами. Опасаясь, что в результате войны Карла XII c Россией и Польшей его община окажется между молотом и наковальней, Феосий решил возвратиться в Россию. Как ни странно, ходатаем за него перед Петром оказался Меньшиков, и община переселилась под Псков на Ряпину Мызу. Через несколько лет , уже после смерти Феодосия Васильева, она распалась.
В Невеле федосеевцы смогли сразу создать свою общину - коммуну, в которой проживало около 600 мужчин и 700 женщин, которые обязаны были воздерживаться от брака и соблюдать целомудрие, во всяком случае таково было общежитское правило. Суровая дисциплина , послушание своему наставнику Феодосию, многочасовые службы по дониконовскому уставу, но без литургии и священников, общность имущества были главными чертами общины. При ней была своя молельня, больница, богадельня и многочисленные хозяйственные учреждения, где бесплатно работали члены общины. «Праздность - училище злых», постоянно напоминал суровый глава общины, требуя усердной работы и соблюдения правил общности имущества, которое распространялось на обувь, одежду и прочие предметы обихода. Пища была простая и для всех одинаковая, потребляемая за общей трапезой, за исключением престарелых и больных.
Отдельные черты правил невельской общины, а позже и других федосеевских общин, включая знаменитое Преображенское кладбище в Москве, были очень похожи на соответствующие части уставов монастырей Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого. Но по сути своей федосеевские общежития отличались от православных русских монастырей. В общежитиях не было ни пострига, ни обета служения Богу; безбрачия являлось результатом догматического рассуждения, а не добровольного решения каждого члена общины, да и сам Феодосий тоже не считал свою общину монастырем. В это общине жили последователи Феодосия и его ученики, жили обособленно от остального, завоеванного, по их понятию, антихристом и погрязшего в грехе мира. У них же был особый мир людей, считавших себя избранными Богом для спасения. /13/
Антихрист для Феодосия был лишь духовным явлением, а не определенной личностью, вроде патриарха Никона, как это учили ранние старообрядцы. Характеристики пребывания Христа на земле тоже лишала Его чувственности, напоминая арианство , а само сравнение первого пришествия Христа с пришествием антихриста похоже на дуалистическое учение богомилов и альбигойцев.
По своей строгой дисциплине, формально пуританскому подходу к миру, трудолюбию и постоянному стяжанию Духа Святого, сознанию своей исключительности и избранности, мирскому священству, которое Феодосий называл наставничеством, его община и более поздние общины этого «согласия» скорее напоминала Женеву времен Кальвина, чем православные монастыри. Правда, изначальные 20 правил и сам Феодосий не развивали учения о предопределении, но их взгляд на мир , как на мир греха и людей, обреченных на вечное мучение, в то время как сами федосеевцы являлись в своих собственных глазах избранниками Божиими, нашедшими путь спасения, напоминали установку Кальвина, хотя он и не проповедовал безбрачия. /13/
Несмотря на многие общие догматические, психологические и дисциплинарные черты учений кальвинистов и федосеевцев , последние резко отличались от первых в подходе к обществу и особенно к государству. Кальвин указывал на необходимость организованного государства как части устроенного Богом Мира. Федосеевцы же утверждали, что самый институт государства является злом и что члены «их церкви» должны уклоняться от всякого соприкосновения и сотрудничества с правительством и властями. И даже в 19 веке они отождествляли русского государя с самим антихристом.
Подход к собственности ранних федосеевцев, живших в конце 17 - начале 18 века, был диаметрально противоположным кальвинистическому и скорее напоминал тот, который существовал в средневековых коммунах-общинах в Западной Европе типа альбигойцев, вальденсов, патаренов и др. Однако, федосеевский девиз «праздность училище злых» скоро помог им отойти от монастырского подхода к хозяйственным вопросам, началось имущественное расслоение, и уже с конца 18 века из числа федосеевцев выходит немало очень успешных дельцов, думающих не только об интересах своего согласия, но и личном обогащении.
Благодаря накопленным материальным и духовным богатствам и заступничеству сильных мира сего федосеевство пережило своего основателя, став одним из самых сильных и влиятельных согласий не только среди беспоповцев, но и во всем русском старообрядчестве. Однако, нельзя сказать, что влияние это было во всем и исключительно плодотворно как для них самих, так , и особенно, для Отечества.

Литература
1. Halal W.E. The New Capitalism. NY, etc. 1986
2. Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения Православной Церкви. М., Терра, 1991
3. Новгородцев П.И. Сочинения. М., Раритет, 1995
4. Булгаков С.Н. Очерки по истории экономических учений. Выпуск1.М.,1918г.
5. М. Вебер. Избранные произведения. М., 1990.
6.Прот. Митрофан Зноско - Боровский. Православие, римо - католичество, протестантство и сектантство. Изд. Свято -Троицкой Сергиевой Лавры, 1990.
7. Соловьев В.С. Собр. Соч. Т !!!, СПб, 1902
8. Булгаков С.Н. Сочинения в 2 - х томах. М., 1993. Т. 2.
9.Соболевская А.А. Предпринимательский дух в России. // Альманах Центра общественных наук МГУ. М.,1998, N 8, с.146-174
10. Рябушинский В. Старообрядчество и русское религиозное чувство . М. - Иерусалим, 1994, с.128
11. Щапов А.П. Сочинения, СПБ, 1906-1908, т. !!, стр. 461
12. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество. Духовные движения 17 века. М., «Церковь», 1995, с.438 - 453
13. Смирнов П.С. История русского старообрядчества. СПб, 1895, с.95

12/10/00