Москва в изображении А.С.Грибоедова и А.С.Пушкина

МОСКВА В ИЗОБРАЖЕНИИ А. С. ГРИБОЕДОВА и А. С. ПУШКИНА

(По комедии «Горе от ума» и VII главе романа в стихах «Евгений Онегин»)

В нашу культуру прочно вошли понятия — «Петербург Гоголя и Достоевского, Блока», «Пушкинская Москва», «город славы и мечты» Анны Ахматовой. Нужны ли они? Разве Петербург Достоевского—не тот же самый город, где жили Пушкин и Некрасов? И чем пушкинская Москва отличается от той, которая встретила юного Лермонтова?

Разумеется, необходимость в таких понятиях существует. Говоря о городе Достоевского, мы имеем в виду не «град Петров— полнощных стран» красу и диво, воспетый Пушкиным, а грязные трущобы, где ютилась беднота, или дома-колодцы, в одном из которых, в комнате, похожей на шкал, сочинял свою теорию Раскольников. А Петербург Гоголя — это, прежде всего блестящая панорама Невского проспекта, спешащие в свои департаменты чиновники.

Но не будет преувеличением сказать, что у истоков всех этих устойчивых сочетаний стоит грибоедовская Москва. Авторская ремарка в «Горе от ума» — «Действие происходит в Москве в доме Фамусова» определила и соответствующий выбор героев, и наше отношение к ним. И речь, конечно, идет не просто о старом особняке с парадными сенями и большой лестницей как сценической площадкой. В сочетании грибоедовская Москва заключено топографическое, историческое и социально-нравственное содержание. «Грибоедовская Москва» — это Москва барская, пережившая пожар 1812 года, видевшая бегущих французов, живущая не по моде, а по старинке, по законам русского хлебосольства, «на широкую ногу». Здесь живут и знатные вельможи, доживающие свой век, и такие, как Павел Афанасьевич Фамусов с дочерью Софьей и прочими домочадцами. Он управляющий в казенном месте, человек не очень богатый и знатный, но достаточно хорошо известный. К исконным москвичам принадлежат и свояченица Фамусова, старуха Хлестова, супруги Горичи, семейство Тугоуховских, Загорецкий, графини — бабушка и внучка, и, конечно же, бессмертная княгиня Марья Алексеевна, чьего заочного суда так боится Фамусов. Среди героев есть и те, кто в этот круг не вполне вписывается. Полковник Скалозуб, чья фамилия намекает на украинские корни, Молчалин, «вытащенный» из Твери, Репетилов, приехавший из Петербурга (у него дом на Фонтанке), «французик из Бордо» и, бесспорно, главный герой комедии Чацкий — любитель заграничных путешествий.

Московский уклад жизни — это уклад устоявшийся, традиционный, размеренный. И нужно ли удивляться тому, что люди, привыкшие к устойчивости, испытывают беспокойство по поводу новых веяний. Как это чаще всего и бывает, их взгляд устремлен не столько в будущее, сколько в прошлое, в пору их молодости. Не случайно, вспоминая покойника дядю, Максима Петровича, Фамусов рисует идиллическую картину «золотого века» Екатерины. Московский стиль и «завет отцов» для него — синонимы, и потому неуважение к тому или другому рассматривается как посягательство на устои жизни вообще, в том числе и на политические.

Точно так же естественно, что порывистый, импульсивный да ктому же влюбленный Чацкий отказывается принять эту стабильность и ориентированность на старину. За его плечами 23 года, пылкость чувств, полет мысли: он весь в будущем. Однако, кто знает: не станет ли он сам когда-нибудь отцом своевольной дочери и не ужаснется ли молодой вольности нравов и новым порядкам?

Пока же Чацкий острит, язвит и открыто негодует. И мы, конечно, разделяем пафос его знаменитого монолога «А судьи кто?», направленный не только против отдельных хозяев «великолепных палат», «негодяев знатных», но и самих основ человеколюбия и сострадания.

Как только комедия Грибоедова стала известна в свете, сразу же бросились искать прототипов, реальных лиц, отождествляя одних с Фамусовым, других — со Скалозубом. Сам же Грибоедов кого-либо осмеять, уязвить, тем более морально уничтожить вовсе не хотел. «Его прекрасная душа была выше таких мелочей»,— сказал В. Кюхельбекер. Однако созданные автором персонажи оказались настолько жизненны и типичны, что аналогии напрашивались сами собой. И речь шла вовсе не о злодеях, а о вполне обычных людях, знакомых незнакомцах, отягощенных житейскими заботами. Да они, в сущности, такими и предстают в комедии.

Неверно закреплять ситуацию «горе от ума» только за одним Чацким. Конечно же, он умен. Его ум, горячий, гордый, резкий, но находящийся «не в ладу с сердцем», действительно становится источником «мильона терзаний». Но ведь и остальные далеко не глупы. Фамусов умеет жить «с прибытком» для себя, ему нельзя отказать в тонкости наблюдений, в знании жизни. «И вкрадчив и умен»,— говорит о Молчалине Софья. В самом деле, не обладай герой необходимыми деловыми качествами, зачем понадобилось бы Фамусову вытаскивать его из Твери? А разве лишена проницательности старуха Хлестова?

Наконец, вспомним, каким сочным, ярким русским языком изъясняются герои Грибоедова! Барская Москва не гонится за модой и не знает смеси французского с нижегородским, чем так гневно возмущен Чацкий. Меткие, лаконичные фразы, исходящие из уст самых разных персонажей — Фамусова («Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!»), Лизы («Счастливые часов не наблюдают»), даже Скалозуба («Дистанция огромного размера») давно вошли в нашу речь.

В одном месте Чацкий справедливо замечает: «Хоть есть охотники поподличать везде, Да ныне смех страшит, и держит стыд в узде». Мы могли бы добавить: «охотники поподличать» есть не только везде, но и всегда и, к сожалению, и смех, и стыд часто бессильны остановить зло. И не московские или петербургские нравы — причина человеческой порочности, но бездуховность общества в целом, которая не уменьшилась.

А что касается «грибоедовской Москвы», то, прочтя «Горе от ума» и поразмыслив над персонажами пьесы, все же согласимся с Фамусовым:

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица, как Москва.

Пушкинское описание столичного города в VII главе романа в стихах «Евгений Онегин» воспринимается в русле грибоедовской традиции.

Татьяну привозят в Москву на «ярмарку невест», а оста­навливается она с матерью у старой больной тетки. Гостей встречает слуга, «седой калмык», «в изорванном кафтане», «с чулком в руке». И уже этих выразительных деталей достаточно, чтобы понять, что московские родственники Лариных небогаты, по своим интересам и духовным запросам мало чем отличаются от деревенских соседей.

Некоторые из них даны крупным планом через восприятие Татьяны, которой, как и Чацкому, среди бабушек и дедов скучно и одиноко:

Все белится Лукерья Львовна,

Все то же лжет Любовь Петровна,

Иван Петрович так же глуп,

 Семен Петрович так же скуп.

Скучно героине и в светской гостиной: общий разговор кажется «бессвязным, пошлым вздором», она не видит живой мысли ни в «бесплодной сухости речей», ни в расспросах, ни в сплетнях. Впрочем, будем объективны: и сама Татьяна сначала показалась «странной, провинциальной и жеманной». «Архивны юноши», а это молодые московские интеллектуалы, говорят про нее «неблагосклонно» и только Вяземскому (речь идет о близком друге Пушкина) удалось «душу ей занять».

Конечно, в описании московского света, данного от лица Татьяны, присутствует и элемент авторской иронии. «Младые грации Москвы», а на самом деле три некрасивые высокомерные фрейлины, «франты записные», «гусары отпускные» — весь этот круг далек и от поэта. Но Пушкин, в отличие от Татьяны, чья мысль бродила «далече», там, где когда-то проходили ее встречи с Онегиным, более внимателен к окружающему. Он умеет извлекать высокую поэзию из прозы жизни. «Шум, грохот, беготня, поклоны, галоп, мазурка, вальс...» Казалось бы, бессмысленное «волненье света». Его Татьяна ненавидит, «ей душно здесь», она забыла «и свет и шумный бал», «смотрит и не видит». Но ее-то заметили и оценили: будущий муж, «важный генерал», как потом выяснится, изувеченный в сраженьях и обласканный двором, сумел угадать в странной провинциалке живую и верную душу.

Москва... как много в этом звуке

 Для сердца русского слилось!

 Как много в нем отозвалось!

Эти пушкинские строки приближают нас и к героям романа, и к самому поэту, и к далеким от нас событиям прошлого века. Видимо, под ними с удовольствием подписался бы не только Грибоедов, но и персонажи его великой комедии. Подпишемся под ними и мы.