Уголовная юстиция России и Франции, страница 3

2.  В возмещении убытков (ущерба) от преступлений;

3.  В предупреждении совершения новых преступлений.

Для удовлетворения этой потребности уголовное право должно быть направлено на достижение трех фундаментальных целей (целевых установок), вытекающих из ст.ст. 2-8, 44 УК РФ:

I.  общественной реакции на преступление;

II.  обеспечение социальной справедливости;

III.  урегулирования криминальных конфликтов.

В первом случае речь идет о выявлении (определении) преступлений как одной из негативных форм проявления конфликтов между интересами, ценностями и нормами конкретных людей, групп, слоев населения, общества. Здесь уголовное право должно действовать как средство фиксации (и оценки) разрывов, разрушений социальных коопераций различного уровня, пресечение внешнего конфликтного взаимодействия, нейтрализации его деструктивных последствий.

Во втором случае имеется в виду использование закона как эталона, нормативно-определенной «шкалы» ценностей и правил поведения, с помощью которой задают пространство действия уголовного права (границы преступного и непреступного поведении, пределы кары, степень устрашения, затраты, издержки) и его функциональное единство применительно к конкретным жизненным ситуациям. Здесь уголовное право в действии должно представлять собой процесс формального функционирования и ценностного ориентирования, в котором внешне отражаются господствующие в обществе представления о справедливости (мере социального согласия) или ценностной ориентации.

В третьем случае уголовное право действует как механизм позитивного разрешения криминальных конфликтов, предполагающий формирование у конфликтующих сторон социально ответственного поведения, отражающего исторически сложившийся характер взаимоотношений между людьми в обществе. Здесь уголовное право в действии представляется как процесс реинтеграции (исправления, ресоциализации) преступников и их жертв, восстановления разрушенных, усиления ослабленных социальных коопераций, построения новых социально полезных связей и отношений.[6] Иначе говоря, уголовное право как эталон, социальная ценность, общая мера согласия переводится в индивидуальные планы деятельности. При позиции конкретных людей (преступников и их жертв) согласуются относительно внешне заданного порядка (контекста взаимодействия) социальных ролей, индивидуальных и личностных качеств таким образом, чтобы достичь взаимоудовлетворяющего понимания причин и нормативных оснований, оправдывающих соответствующее поведение. В результате происходит осознание, принятие ценности общесоциальной кооперации и вытекающих из нее малых коопераций, необходимости соблюдения прав и обязанностей в обществе и согласованного, совместного, сопоставимого распределения выгод и тягот кооперации между его членами.

Действие уголовного права в соответствии с вышеприведенными установками можно назвать процессом социально-интегративного целевого функционирования уголовного права, обеспечивающего удовлетворение общественной потребности в сдерживании преступности, возмещении ущерба от преступлений и предупреждение совершения преступлений.

Вместе с тем принципиально важным является то, что социально-интегративные возможности уголовного права задаются не только целевыми установками, но и конкретными средствами и способами их достижения в деятельности органов уголовной юстиции. Если указанные средства и способы не будут соответствовать этим установкам, то и общественная потребность, о которой говорилось выше, окажется не удовлетворенной. Отвечает ли деятельность органов уголовной юстиции данному условию? Очевидно, нет.

Реальная практика органов уголовной юстиции – это деятельность:

-  субъекты осуществления, которые не понимают и не осознают цели, поставленные перед ними законодателем;

-  где нет целеобразования, а есть лишь ритуал;

-  где уголовное право фетишизировано субъектами его применения как эталон, отчуждено от конкретной жизнедеятельности и отрицает само себя как интегрирующий и стабилизирующий фактор;

-  где господствует миф об устрашающем воздействии закона;

-  где совместная деятельность (совместимость, согласованность индивидуального поведения) правоприменителей и обвиняемых (преступников), потерпевших (жертв) и другие субъектов носит не позиционный, а ролевой, чисто формальный характер.

Естественно, что при таких условиях вряд ли реформа уголовной юстиции может быть успешной. В то же время понимание этого позволяет дать общие описания модели уголовного правосудия, ориентированы на позитивное разрешение конфликтов интересов, ценностей, норм, а затем на основе данной модели осуществить поиск конкретных реформаторских мер и переход к социально ориентированной ценностной практики органов юстиции.

Итак, опыт реформирования российской уголовной юстиции показал, что формально0правовой (совершенствование законодательства с позиции новой уголовной доктрины) и формально-организационный (укрепление материально-технической, финансовой, кадровой и т.п. основы деятельности соответствующих органов). Подходы сами по себе не способны изменить сложившуюся практику. Поэтому следует планировать и постепенно, поэтапно, по шагам осуществлять, создающие не только непосредственно в сфере уголовной юстиции, но и самом обществе условия для реального взаимодействия преступника и жертв. С этой точки зрения наиболее перспективным представляется план реформ, основанный на социальной работе с людьми, вовлеченными в криминальный конфликт.