Отделения русского языка и литературы. Дружеское литературное общество. А. Ф. Мерзляков, страница 7

Жанр романса, песни для сольного исполнения под аккомпанемент, возник несколько раньше: в первой половине XVIII века, в эпоху господства канта,[37] его называли «арией», но в 1774 году в журнале «Музыкальное увеселение» этот жанр определяется как «российская песня» и за ним закрепляется такое название вплоть до начала XIX века. Гусев пишет, что «термин "российская песня" обнимал довольно разнообразные виды вокальной лирики: и собственно народные песни, и входившие в моду подражания последним, и городскую, мещанскую лирику ("новейшие простонародные песни", как называли их в XVIII веке), и пасторальные стихи поэтов-классицистов, и сентиментальные любовные песенки поэтов конца XVIII века. Но эта кажущаяся на первый взгляд неопределенность термина в действительности отражала разнообразие источников и видов русского бытового романса».[38] Само слово «романс» заимствовано из испанского («романского») языка, где оно возникает еще в Средние века и означает небольшое стихотворение на исторические или героические темы. Более всего сближается в русской традиции с балладой. Заимствуется в XVIII веке русской литературой для обозначения вокальной песни с текстом именно на французском языке, но уже к концу столетия применяется и к русским текстам, вытесняя термин «российская песня». За основателей жанра в русской традиции принято считать композиторов Ф. М. Дубянского и О. А. Козловского, которые определили характер этого жанра в 90-е годы XVIII века таковым, каким мы знаем его сейчас и каким он представлялся Мерзлякову и современникам. Основными видами русского романса считаются классический, городской, жестокий, цыганский и казачий. По всей видимости, основными для поэзии А. Ф. Мерзлякова могут считаться классический, т.е. написанный профессиональным композитором (чуть позже мы объясним этот аспект творчества Мерзлякова) и жестокий романсы.

3.2 Песни и романсы А. Ф. Мерзлякова

В период работы над песнями и романсами окружение А. Ф. Мерзлякова существенно меняется: в нем появляются литератор-разночинец, переводчик З. А. Буринский, который, как и Мерзляков, был близким другом известного переводчика Н. И. Гнедича (в следующей главе факт приятельских отношений Мерзлякова и Гнедича окажется важным для нас), профессор и драматург Н. Н. Сандунов, в переводе которого в Москве играли «Разбойников» Шиллера, и композитор Д. Н. Кашин. С последним Мерзляков не только дружит, но и активно сотрудничает. Даниил Никитич Кашин (1770-1841) был крепостным композитором, который получил вольную в 1799 г. Этому, кстати говоря, поспособствовал Н. Сандунов, с семьей которого Кашин был в близких творческих отношениях.

Кашин сам собирал и записывал народные песни, а также писал музыку для песен Мерзлякова, которые имели большой успех у современников, хотя Лотман считал, что они «не свободны от влияния традиции романса и дворянской псевдонародной лирики конца XVIII — начала XIX веков»[39], а Белинский обнаруживал в них «чувствительные обмолвки»[40] против народности, но все же ценил их и главным признаком народности песен Мерзлякова считал то, что поэт отразил в своем творчестве щемящую русскую тоску. Лотман пишет о тандеме поэта и композитора так: «Как и для Мерзлякова, народная песня была для Кашина не только объектом научного изучения или художественной стилизации, но и воспринималась как непосредственное лирическое выражение душевных переживаний. <…> Созданная на основе русских народных мотивов музыка Кашина сливалась с текстами Мерзлякова в единое художественное целое».[41] Мерзляков перерабатывал записанные Кашиным песни, сохраняя зачины и концовки, но меняя центральную сюжетную часть, «чтобы подчеркнуть драматизм ситуации. Благополучная любовь заменяется изменой, свидание — разлукой».[42] Лотман обращает внимание читателя на то, что песни Кашина, которые перерабатывались Мерзляковым, сами не являются образцом фольклора, но «несут на себе черты влияния городского романса и, возможно, подверглись литературной обработке. Мерзляков снимает то, что противоречило его представлению о народной песне <…> и сгущает элементы народно-поэтической лексики: "грусть-злодейка", "забавушки — алы цветики", "сыр-бор", "печальная, победная головушка молодецкая"».[43]