И Резанов, и Лотман пишут о стихотворении 1801 года «Слава» как о подражании, но уже не Ломоносову, а немецкому романтику Шиллеру, чьим творчеством увлекались все участники Дружеского литературного общества. Ю. М. Лотман считает данное произведение одним из ярчайших опытов создания героической свободолюбивой поэзии в среде друзей-единомышленников и утверждает, что «связь "Славы" с гимном "К радости" Шиллера раскрывается не столько в сходстве размера (четырехстопный хорей), строфического построения (чередования хора и корифея), не столько в сходстве отдельных высказываний, сколько в близости основополагающей мысли <…> Воззрения Шиллера перекликались с характерным для Мерзлякова и Андрея Тургенева и повлиявшим на концепцию "Славы" сочетанием демократического пафоса прав личности, достоинства человека как высшей внесословной ценности — и идеалистического осуждения пользы как принципа морали».[26] Для молодого Мерзлякова «идеал гармонического общества мыслился <…> лишь как часть всеобщей гармонии Вселенной:[27]
Ею блещут и живятся
Все творенья на земли.
Горы всходят и дымятся,
Превращаясь в алтари.
В безднах света неизмерных
Веет сильный славы дух.
Солнца, им одушевленны,
Составляют братский круг.
В мир из мира льется, блещет
Чувство в пламенных лучах,
И вселенная трепещет
В гармонии и хвалах.
О приемах, которые поэт использует в создании политического цикла, Лотман пишет, что «излюбленным приемом Мерзлякова делаются смысловые и звуковые повторы. Поэтическая строка строится на логическом противопоставлении или сопоставлении понятий, выраженных сходно звучащими словами, омонимами. Это помогает раскрыть внутреннюю диалектику понятия. Стих оказывается связанным не формальным единством ритмических интонаций, а смысловой связью, подчеркнутой средствами звуковой организации. Так, логическое противопоставление: "братья делаются врагами" выражается посредством подбора тавтологической лексики: "Брат не видит в брате брата" ("Слава"). По такому же принципу построены: "Тиран погиб тиранства жертвой", "Скончался в муках наш мучитель" ("Ода на разрушение Вавилона"), "Да погибнут брани бранью" ("Слава")».[28] «Другим характерным для ранней лирики Мерзлякова средством подчеркивания ритмического рисунка являлось бессоюзное соединение однотипных в синтаксическом и интонационном отношении предложений, причем пропуск сказуемого способствовал созданию особой динамической напряженности».[29] В качестве примера Лотман приводит строки из стихотворения «Слава»:
Огнь — во взорах, в сердце — камень, Человечество, прости!
Касаясь темы взаимовлияния участников Дружеского литературного общества, Резанов указывает на сходство поэтик Мерзлякова и Жуковского в этот период, сопоставляя отрывки из ранних стихов приятелей и обнаруживая общие темы (тема доблести, тема добродетели, тема истинного геройства) и настроения.[30] Е. Н. Купреянова пишет: «Эклектическое сочетание сентиментального дидактизма с одическим стилем сближает творчество Мерзлякова с ранними опытами Жуковского ("Добродетель", 1798; "Стихи на новый 1800 год"; "Человек", 1801 г. и др.). И если одическое воспевание сентиментальных добродетелей и меланхолии было для Жуковского лишь исходным ученическим периодом его творчества, то Мерзляков оставался при этом до конца».[31]
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.