Размышления о цепном гуманизме

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЦЕПНОМ ГУМАНИЗМЕ Вацлава ГАВЕЛА 

13-11-2001

Образ Вацлава Гавела - посредственного драматурга, прекраснодушного гуманиста-диссидента и кровавого правителя современной буржуазной Чехии занимает особое место в святцах современного империализма. "Ангел торжествующей демократии", - любовно называла его близкая подруга Мадлен Олбрайт, этот фюрер в юбке, которую сам Гавел видит, ни больше ни меньше, своей преемницей на чешском президентском престоле.

Гавел действительно по особенному дорог империалистам, ведь в современном капиталистическом миропорядке ему предписано выполнять особую функцию - драпировать, скрывать за шелухой дежурной экзистенциальной фразы кровь, боль, унижение и социальную несправедливость угнетенного человечества.

Почему же этот кровавый пошляк, классовый враг трудящихся всей планеты до сих пор дарит нас своим цепным гуманизмом? Как могло случиться, чтобы такая лицемерная бездарность более десятилетия правила в стране Гашека и Фучика, - стране беспощадной классовой иронии и вкуса?

Впрочем, фигуру Гавела вовсе не следует считать случайной в пантеоне современной нам "Свободной Европы". История его политического существования представляет собою историю подъема и развития всей восточноевропейской контрреволюции, он - плоть от ее классовой плоти. Писатель Томаш Ржезач кратко и точно высказался по этому поводу: "Вацлав Гавел родился в семье зажравшихся миллионеров". Рестораны фирмы "Люцерна", знаменитая киностудия "Баррандов", охотничий домик на Чешско-Моравской возвышенности, при нем - 1400 га леса, ежегодно сдававшихся в аренду, доходные дома на пражской набережной. Все это - далеко не полный перечень собственности семейства Гавелов, и все это, - стараниями гитлеровского коллаборанта Милоша Гавела, дяди будущего президента "Свободной Чехии", благополучно пережило гитлеровскую оккупацию - фашисты доброжелательно относились к туземной буржуазии. А вот революция 1948 года, - которая, кстати сказать, тоже могла бы в полной мере претендовать на название "бархатной", стала концом для гавеловской империи, собственность которой перешла в иное, социалистическое качество, став отныне достоянием трудового народа.

Да, молодому Гавелу, как и тысячам других отпрысков зажиточных и респектабельных родов чешско-немецких собственников, было чего терять, и, следовательно, было за что ненавидеть новую, красную Чехословакию. И они сердечно ненавидели социалистический строй, поставивший жирный крест на сытом господском будущем, предназначенном им по праву рождения, лишивший их возможности угнетать и править. Сам Гавел, кстати, прекрасно осознавал все приятные стороны своего теплого места в классовом обществе, утраченного по вине покусившихся на основы буржуазного миропорядка коммунистов: "Как у "господского сынка", в детстве... у меня было привилегированное положение, я пользовался разными преимуществами... дома я был окружен большой заботой, причем в ней принимали участие лица, у которых был большей частью так называемый низший социальный статус", - не без ностальгии вспоминал впоследствии этот "выдающийся чешский гуманист".

Именно потому эти люди, - весь их ушедший в общественное подполье, но ни на йоту не изменивший своей частнособственнической сущности, класс, - десятилетиями не прекращали подспудной борьбы против ненавистной, враждебной им власти. Они ничего не забыли, но зато многому научились, и в сложившейся исторической ситуации именно им выпала роль быть скрытым авангардом империализма в его мировой антисоциалистической кампании.

Гавел был всего лишь одним из этой волнующейся буржуазной массы - причем, его личностная заурядность, в полной мере отражала всю серую мелкость рвущихся к власти реакционеров. Хроника гавеловской "борьбы с красными", даже в отшлифованных легендах придворной историографии поражает своей убогой, надутой пошлостью. Ну, пописывал себе человечек бездарные радиопьески и скучные политические хартии, мирно тусовался во фрондерской киношной среде, развитие которой стало возможным благодаря отчуждению чешских кинопавильонов из собственности его почтенного семейства. Даже после попытки "кафкианского переворота" 1968 года, когда пражская буржуазия вознамерилась взять власть в стране, дабы строить в ней свой, "несоветский" социализм, - как его тогда хитро называл Гавел, - даже после этого наш мужественный борец, вместо пули Альенде и Че, вместо астрономических цифр тюремных сроков жертв маккартистского террора, получил от "тоталитарного режима" целых четыре года отсидки, с досрочным освобождением.

Нет, что ни говорите, приятное это было занятие - быть диссидентом в обществе социализма! Вероятно, с этим согласился бы и сам Гавел, тем более что к тому времени он переквалифицировался в записные гуманисты восточноевропейской буржуазной реакции, и обрел склонность к пространному философствованию. Чтобы по достоинству оценить качество знаменитого гавеловского гуманизма, мы приведем вдохновенную цитату из его современной героической биографии:

"Гавел переводит тему свободы и несвободы из материальной плоскости в духовную. Свободу он начинает воспринимать "... менее чувствительно в физическом плане, и более духовно... как скрытую совокупность параметров жизни, мерило и беспредельность ее смысла...". Внутреннее сопротивление становится для него источником сохранения своего "я". Причем, из писем перед нами не всегда возникает сильный и уверенный в себе образ героя своего времени. Постоянные сомнения являются для него источником жизненной энергии и вдохновения"...

Этот пошлейший бред, - порождение комочка комплексов, это стопроцентное культурное шарлатанство сегодня пытаются представить вершинами современного человеческого духа той "тоталитарной" эпохи. Врут - в то время подлинный гуманизм полз на карачках по выжженным