Университетскую форму организации науки Сеченов считал наиболее оптимальной. Приветствуя университетскую реформу 1863 г., предоставившую автономию, сыгравшую решающую роль и обусловившую эпоху ренессанса в русском естествознании в 60-е годы, Сеченов подчеркивал, что именно тесная связь Петербургского университета с Академией наук, не только территориальная, но и идейная, обусловила успехи всемирно известных научных школ университета. Постоянное общение университета с соседней по месту Академией наук, писал Сеченов, преподавание на кафедрах академиками - именно поэтому «здесь налицо все признаки настоящего научного движения».
Говоря о том, что он сам всю жизнь питал «нежную страсть к университетам», Сеченов рассматривал университеты с их лабораториями, клиниками и музеями как рабочие центры, где наука не только преподается, но и развивается, ибо «учить и учиться успешно можно только работая». В университетах формировались не только всемирно известные научные школы в самых разных областях естествознания и медицины, но они явились и инициаторами организации периодических съездов русских естествоиспытателей и врачей. Благодаря университетской реформе 1863 г., писал Сеченов, повысился уровень образования в стране, умножилось число работников по естествознанию, усилилась научная производительность страны. «Наука всегда и везде представляет кульминационный пункт духовного развития, всегда и везде служит самым верным пробным камнем на культурность расы. Раз такая проба выдержана, раса сама по себе вступает в семью культурных народов» [4]. Высоко оценивая, таким образом, роль университетской реформы 1863 г., Сеченов писал, что эти юные насаждения науки в России требуют рачительного ухода. Учреждение лабораторий, клиник и музеев при университетах, увеличение преподавательского состава создали благоприятные условия для развития науки, и эти условия необходимо усиливать в будущем, как это делается на Западе, или, по крайней мере, сохранять, подчеркивал Сеченов.
Выявленные нами рукописи Сеченова «Проект устава Русской Ассоциации» (1894), «Памяти Иоганнеса Мюллера» (1903) наряду с «Беглым очерком...» принципиально важны в том отношении, что они значительно расширяют и по-новому освещают представление о научно-организационной и научно-общественной деятельности Сеченова. Вместе с тем они позволяют не согласиться с мнением, будто Сеченов оставался «всегда кабинетным ученым, отдававшим все свое время специальным исследованиям», чуждым общественной деятельности, хотя оно и высказывалось людьми, близко знавшими Сеченова, в частности Н. Е. Введенским и И. И. Мечниковым, что его не интересовали идеи переустройства общества. В этих вопросах, на наш взгляд, ближе к истине А. Ф. Самойлов, ученик Сеченова по Московскому университету в течение 10 лет (1894—1903), общавшийся с учителем не только в лаборатории, но и в дружеской среде. В своих воспоминаниях в связи со столетием со дня рождения учителя Самойлов говорил об отношении Сеченова к общественным явлениям, к официальной политике, о том, что Сеченов не был равнодушным наблюдателем жизни. «Он был по-своему прекрасен в моменты строгости, суровости, в моменты гнева и негодования, которые прерывались в нем, особенно в случаях оценки несправедливости властей. Глаза его тогда поистине метали искры» [2].
Что касается рукописи речи Сеченова в память И. Мюллера, то следует сказать следующее. Ценность ее прежде всего в том, что она на сегодняшний день является единственной полноценной статьей на русском языке о Мюллере. Однозначная оценка Мюллера как «физиологического идеалиста», данная Лениным, надолго определила подход к оценке деятельности ученого. В рукописи Сеченова отражены все этапы жизни и научного пути ученого. Если вспомнить общепринятую точку зрения, согласно которой именно К. Людвигу (1816—1895) принадлежит честь быть учителем русских физиологов, то становится очевидным, что значение И. Мюллера и его школы оставалось недостаточно оцененным. И только благодаря рукописи Сеченова впервые мы не только имеем полноценную статью о классике биологии XIX в., но и возможность судить о роли его школы в развитии отечественной физиологии. По признанию Сеченова, таких учителей (Э. Дю-Буа-Реймон, Г. Гельмгольц, Э. Брюкке), а они в основном были учениками И. Мюллера, ни до, ни после него не имели не только русские, но и немецкие ученые. В «Автобиографических записках», говоря о начале своей научно-педагогической деятельности в Медико-хирургической академии, в 1860 г. он отмечал: «Размышляя в эту минуту, стоил ли тогда кафедры экспериментальной науки, говорю по совести — меньше, чем наши теперешние ассистенты, не побывавшие за границей... Приняли меня потому, что таких ассистентов в России еще не было, и я с своими ограниченными сведениями, был все-таки первым из русских, вкусивших западной науки у таких корифеев ее, как мои учителя в Германии. В последнем отношении мне завидовали позднее даже сами немцы» [1].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
[1] Автобиографические записки Ивана Михайловича Сеченова II Научное слово. М. 1907.
[2] Самойлов А. Ф. И. М. Сеченов и его мысли о роли мышцы в нашем познании природы // Избр. статьи и речи. М.; Л. 1946.
[3] Сеченов И. М. Заслуги Лавуазье в биологической области. М. 1894.
[4] Сеченов И. М. Собр. соч. М. 2: 433. 1908.
[5] Сеченов И. М. Собр. соч. М. 2: 447. 1908.
[6] Сеченов И. М. Научное наследство. М. 3: 143. 1952.
[7] Сеченов И. М. Научное наследство. М. 3: 202. 1952.
[8] Сеченов И. М. Научное наследство. М. 3: 221. 1952.
Н. Григорьян
Поступило 22.I.1996
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.