О форме и содержании

Г.П. Щедровицкий

9.01.1989, Киев

О форме и содержании

Г.П.: Вопрос о форме и содержании – один из самых сложных в философии, логике и методологии. Имеет огромную традицию и до сих пор остается непроясненным. Поэтому неудивительно, что в первый же день мы с этой проблемой столкнулись, сильно запутались и до сих пор никак не можем разобраться. Хотя дело не только в сложности вопроса, но и в особенностях тех позиций, которые занимают дискутирующие стороны – поскольку у меня ощущение, что С.В. не хочет, чтобы это было демонстративно прояснено.

Итак, различение формы и содержания было предметом большой гордости Аристотеля, и он, сделав это основательно, наверное, считал себя автором этой категории, конструктором ее и считал само это различение величайшим достижением европейской философской мысли. Наверно так оно и есть. Но что мне здесь важно? То, что в дискуссиях последних 60 лет и, как ни странно, в рамках марксизма это было продвинуто больше всего. А именно в марксистской эстетике. Итак, в 20-е годы, в период РАППа получило распространение вульгарное и примитивизирующее представление о якобы самостоятельном и "чистом" существовании формы и содержания. Я бы сразу оговорился, что "чистая форма" и "чистое содержание" могут быть, если мы работаем в рефлексивных метапланах. Мы там про них говорим, и они есть: "вещи (или предметы) мысли", как говорят англичане. Чистая форма и чистое содержание..., но если вы находитесь в этой рефлексии, оснащенный соответствующим специализированным мышлением (т.е. вы берете эти логические категории Аристотеля и предполагаете, что может существовать форма без содержания и содержание без формы), то такое может быть. И это было задано в РАППе. И начались эстетические формы без содержания и содержания, не обличенные в эстетические формы. Это как бы предел разделения в мысли. Предел, который могла дать только российская интеллигенция, жившая на формалистической эстетике, в формалистическом литературоведении и т.д. Это такой уровень абстракции, для которого прагматичные американцы, немцы и прочие – просто не подходят. Им этого не нужно. Да они этого, одновременно, и не могут. Поэтому, когда мы рассматриваем игру, категориями формы и содержания надо пользоваться с предельной осторожностью. И говорить, что нечто "содержательно" или "бессодержательно" тоже надо с предельной осторожностью. Поскольку в реальной жизни никаких форм и никаких содержаний и быть не может. Ибо там все со всем. Там содержания всегда оформлены и формы содержательны. В мысли не бывает тоже форм без содержания. Это в рефлексии можно выделить "чистые формы" и "чистые содержания". И работает это только в действительности метарефлексии.

Реплика: Но они могут существовать в мышлении до того, как выделишь?

Г.П.: А вот этого никогда не бывает и быть не может. Поскольку там содержание всегда оформлено, а форма содержательна. Не в связке они существуют, а они – неразделимы. А поэтому ответить на вопрос, с чем вы имеете дело: с формой или содержанием? с формой без содержания или с содержанием без формы? – вы не можете. И если у вас нет этой изощренной техники рефлектирования и соединения рефлексии с мыслью и категоризации рефлексии, то лучше, если вы про это вообще не говорите. И я бы вводил здесь административный запрет и брал бы гигантский штраф за употребление этих терминов без понимания. (Я ведь понятно говорю С.В?). Я понимаю ваш контекст. Но вы дали повод для подробного обсуждения. А этого делать нельзя.

В реальности этого нет и не бывает. И доказать этого нельзя. А вот когда вы выходите в логическую позицию... А я ведь утверждаю, что это специфические категории логики и логического подхода, причем логического подхода, который противостоит гегелевскому философскому подходу. И меня ведь здесь потрясает то, что дискутирующие здесь не знают, что в 60-е годы этот вопрос был самым острым в столкновении двух работающих групп в истории советской философии: группы ММК и группы Ильенкова. И разыгрывалось это очень интересно на II симпозиуме по методологии науки в Киеве. Когда Копнин выступал примерно с тем, чем выступаю сейчас я (хотя я тогда был его оппонентом), он говорил: нету формы без содержания и содержания неоформленного. И это есть принцип диалектики. Да, так оно и есть. И тогда возник очень интересный вопрос. Я приведу его в формулировке Копнина. Он сказал: содержательно-генетическая логика есть формальная дисциплина. На пределе формализма. И это верно. И в этом плане идея содержательной логики, идея содержательно-генетической логики – есть формальная идея. Идея, работающая на чистых формах, вот в том смысле, как мы сейчас обсудили.

Итак, есть мысль. И эта мысль есть всегда единство того и другого. И выделить там содержание или форму нельзя. И здесь надо работать на этом гегелевском принципе, что всякое содержание оформлено. И это есть практическая позиция. За исключением узкой группы специализированных позиций, а именно логиков. Или вариантов логиков – правовиков и эстетиков. Поскольку, и право, и эстетика – суть лишь вариации логики.

Так вот, когда вы выходите в логику, там вы можете работать с "чистой формой" или "чистым содержанием".

И если вы принимаете тезис, который я вчера провозглашал, что сущности существуют сами по себе – и это и есть реальное существование, то вы можете сказать, что есть формы и есть содержания. И их дальше обсуждать: какие они? – чистые формы и чистые содержания. Но в практической жизни, при обсуждении игр, пользоваться этими категориями нельзя. Они – непрактичны!

А в логике это надо развивать дальше. И Кант был здесь прав (и в этом его гениальность), а Гегель оказался несостоятельным. И неокантианцы все это в конце XIX – начале XX в. воспроизвели: надо двигаться дальше и до бесконечности описывать чистые логические формы, чистые логические содержания чистых эстетических форм. Наращивать их и знать, что это есть определенные отсеки, в которых все по-другому, нежели в мире практического анализа.