Выходит на проблему «рамки соотнесения» (frame of reference) всех жизненных переживаний и А.Шюц, однако, в отличие от Г.Зиммеля, анализирующего раму картины, А.Шюц рассматривает это применительно к биографически детерминированной ситуации, базирующейся на своеобразии личностной конфигурации «осажденного в сознании запаса наличного знания» [1]. И хотя данной статье предлагается остановиться на несколько ином аспекте анализа, сконцентрировав внимание на роли картины в процессе обучения, необходимо учитывать, что прямо или косвенно зиммелевская проблематика соотношения картины и рамы, содержания и формы, невольно возникает в ходе описания различных способов анализа картин и отношения к их восприятию и интерпретации.
Следует также отметить, что сегодня активно развиваются исследования в области визуальной социологии и визуальной антропологии, где, наряду с фотографиями [8, 9, 10, 11], видеоматериалами [12, 13], плакатами [14, 15], фигурируют также и картины как объекты социологического анализа (например, в работах [16, 17, 18, 19]). Мы не будем затрагивать ряд интересных моментов полемики между социологами и социальными антропологами при обращении к визуальным материалам, это могло бы стать предметом исследования отдельной статьи. В данной статье достаточно узкий фокус анализа: предлагается рассмотреть, каким образом обращение к картинам помогает студентам-социологам освоить ключевые понятия и основные идеи феноменологической социологии и этнометодологии, а также проблематизировать некоторые методологические вопросы, связанные, прежде всего, с переходом от теории к эмпирии. Однако мы не можем обойтись без характеристики основных исследований в этой области.
Одним из основных вариантов, представленных в визуальной социологии и визуальной антропологии, является рассмотрение картин как «культурных текстов», являющихся носителями информации о повседневности в определенную эпоху. При этом в визуальных исследованиях анализ фотографий используется гораздо чаще, чем анализ картин, например, использование фотографий из семейных альбомов для реконструирования советской повседневности. Вот некоторые примеры такого рода исследований: «Как мы стали телезрителями: реконструкция повседневности по фотографиям 50-х - 70-х годов» (О.Сергеева) [10, c.175-178], «Снимки домашних альбомов и фотографический дискурс» (В.Круткин) [9, c.109-125]. Аналогичного рода исследования проводятся социологами и социальными антропологами на основе анализа картин. В качестве примеров можно привести несколько работ, названия которых характеризуют проблематику исследований: «Советская иконография и «портретные дела» в контексте визуальной политики, 1930 годы» (Быкова С.) [16], «Бригадный метод и другие «ноу-хау» изополитики эпохи сталинизма» (Янковская Г.) [17], «Домашняя сфера и повседневность в искусстве Татьяны Назаренко» (Хемби Э.) [18], «Конец ностальгии? Искусство и культурная память конца века: Случай Ильи Кабакова» (Бойм С.) [19]. В этих работах картины рассматриваются не только как носители информации о повседневности определенной эпохи, но и как вариант допустимого идеологией конструирования повседневности, как выражение альтернативного дискурса, как отображение особенностей взаимодействия искусства и власти и связанных с этим конфликтов.
Обобщая различные направления исследований в визуальной антропологии, Е.Ярская-Смирнова и П.Романов отмечают, что визуальные материалы анализируются в качестве «средства изучения микроконтекстов повседневной жизни», «культурных текстов и инструмента производства, представления и потребления знания», они рассматриваются «как способ и идеология производства визуальных образов» [20, с.7]. При анализе визуальных материалов как «культурных текстов» уделяется особое внимание соотношению понятий «образ», «изображение», «дискурс» [9]. И это необходимо учитывать студентам-социологам при реконструкции повседневности через картины, отличая картину как отображение повседневности и как инструмент конструирования представлений о повседневности, как произведение искусства и как носитель определенного дискурса, как феномен или как результат восприятия автором и зрителем феномена, изображенного на картине и т.д.. Напомним также, что Г.Зиммель рассматривает раму картины, наряду с иными интерпретациями, как грань между повседневным и неповседневным.
В дополнение к этим вариантам предлагаю два других ракурса рассмотрения картин в ходе изучения феноменологической социологии: картина как «феноменологический симулятор» и картина как поле гарфинкелевских экспериментов. Предложенные способы позволяют уделить особое внимание освоению понятийного аппарата феноменологической социологии и этнометодологии, а также способствуют освоению метода феноменологической редукции. Представленные в данной статье идеи и размышления базируются на опыте преподавания авторского спецкурса «Социология повседневности и политические конфликты» и курса «Социологические теории общества» на социологическом факультете Харьковского национального университета имени В.Н.Каразина.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.