Екатерина II Великая (1729-1796), императрица России

Э. ДОННЕРТ. Екатерина II Великая (1729-1796), императрица России.

Автор:

Е. DONNERT. Katharina II. die Grose (1729-1796), Kaiserin des Fiussischen Reiches. Regensburg. Verlag Friedrich Pustet. 1998. 367 S.

Давний и устойчивый интерес немецкой аудитории к России эпохи Просвещения и немецко-русским культурным контактам XVIII в. не в последнюю очередь был в наше время стимулирован двумя юбилейными датами, связанными с рождением анхальтцербстской принцессы Софии Аугусты Фредерики, вошедшей в историю под именем Екатерины II. Обе памятные даты - 270-летие со дня рождения и 200-летия со дня смерти этой выдающейся женщины, - отмеченные и российской научной общественностью, явились своего рода символом российско-германского культурного и политического сопряжения. С этой точки зрения выдающимся трудом явилась капитальная монография Клауса Шарфа "Екатерина II, Германия и немцы"(1). Написанная с учетом русской историографии, монография эта представляет собой комплексное исследование немецко-русских взаимоотношений второй половины XVIII в., в центре которых находится императрица. Научным руководителем К. Шарфа был известный немецкий специалист по истории России, профессор Галльского университета Эрих Доннерт, работы которого хорошо известны отечественным историкам. В новом труде он отказался от стр. 157

привычного деления на главы, избрав очерковую форму подачи материала: "Юность в Германии", "Из Цербста в Санкт-Петербург", "Императрица Елизавета", "Великая княгиня", "Приятельница философов", "Разрушение польской независимости", "На вершине власти", "Образование, наука и литература" и так далее - всего таких очерков 17. Такой подход не случаен. Основываясь на солидной историографической и источни-ковой базе, Доннерт адресовал свой труд широкой читательской аудитории, всем, кто хотел бы предметно познакомиться с одной из ярких страниц истории и культуры России, издавна связанной с Германией и немецкой культурой, хотя характер этих связей в разные времена был отнюдь не однозначным, что не могло не наложить отпечатка и на оценку жизни и деятельности императрицы.

"Подобно Петру I,- подчеркивает автор в "Предисловии",- Екатерина II уже при жизни стала предметом исторических обсуждений, и остается таковой по сей день. Западными просветителями и следовавшими за ними историками она была прославлена как "великая", но в самой России ее оценки были более сдержанными, не говоря о Польше. Точно так же и немцы дистанцировались от того, чтобы объявлять урожденную ан-хальт-цербстскую принцессу великой немкой. Соответственно и издатели немецких биографических справочников воздерживались от включения ее в число выдающихся немецких личностей. Разумеется, княжна, родившаяся в Штеттине и выросшая в Церб-сте, уже только из-за длительного правления в качестве императрицы Российской империи олицетворяла собой целую историческую эпоху, которая получила основополагающее значение в процессе прединдустриальной модернизации царской империи" (с. 9).

Желая показать Екатерину и как государственного деятеля, и как личность, с ее сильными и слабыми сторонами, Доннерт стремился создать целостную концепцию, в которой она была бы вписана в широкий исторический контекст. Это важно, чтобы избежать, с одной стороны, идеализации главного персонажа, с другой,- сформулировать ее объективную оценку. Нет смысла подчеркивать, насколько трудна такая задача: ведь Екатерина II как "олицетворение" эпохи не может быть отождествлена с самой эпохой, в обстановке которой она жила и действовала. Расширение границ Российской империи? Но ведь это одновременно длительная полоса войн с Османской империей, крушение независимости Речи Поспо-литой, в чем российская императрица согласованно выступала с Пруссией и Австрийской монархией. Расцвет науки, литературы и книжного дела? Но ведь судьбы Н. И. Новикова и А. Н. Радищева хорошо известны. Не говорим уже о кровавом захвате Екатериной II трона, стоившем жизни ее мужу, внуку Петра Великого, и породившем череду самозванцев под маской "Петра III". Да и многие практические шаги империатрицы были прямым продолжением усилий ее предшественников. Весьма консервативный историк прошлого столетия С. С. Татищев, не без удивления писал: "Как ни велико, на первый взгляд, различие в политических системах Петра III и его преемницы, нужно однако сознаться, что в нескольких случаях она служила лишь продолжательницей его начинаний" (2). Рассказывая о созыве Уложенной комиссии, Доннерт подчеркивает, что многие широковещательные заявления Екатерины I! в "Наказе" воспринимались частью дворянства как блеф. По словам Доннерта, Н. И. Панин вообще не воспринимал подобные заявления императрицы всерьез (с. 121). И хотя в соответствующей инструкции Екатерины II и в выступлениях участников Уложенной комиссии говорилось о необходимости урегулирования положения крепостных крестьян, они фактически "все еще находились в России вне общества и с точки зрения философов оставались за пределами порога понимания" (с. 123). Столь же критически оценивает Доннерт и польскую политику царицы. В очерке, посвященном этой теме, Доннерт сперва останавливается на так называемом курляндском вопросе, решение которого Екатерина видела в том, чтобы вместо Карла Саксонского, сына Августа III, избранного на курляндский герцогский престол, возвратить "своего" герцога- Эрнста Иоганна Бирона (с. 126). По такой же модели, отмечает Доннерт, намеревалась Екатерина II решить и другой вопрос- польский. "Мы потеряем треть наших сил и выгод, если Польша не будет зависеть от нас",- приводит автор утверждение Панина (с. 127). Отсюда силовой нажим Петербурга во время выборов польского короля, каковым стал Станивлав Понятовский, былой возлюбленный великой княгини Екатерины Алексеевны.