Политико-правовые взгляды декабристов после 1825 года, страница 2

Задачу изучения истории дворянские революционеры видели в том, чтобы, исходя из опыта прошлого, глубже понять события современности и дать обоснование своих революционных действий. Сосланные в Сибирь на каторгу и поселение, многие декабристы продолжали изучать историю по книгам, привезённым с собой и получаемым из Центральной России. В Чите и Петровском Заводе декабристы выписывали все значительные периодические издания на русском и иностранных языках.[4] «Запас книг, и книг очень дельных, был очень велик».[5] В библиотеке Н. М. Муравьёва, например, имелись труды древних историков, тракты французских политических деятелей XVIII в., политико-экономические исследования Милля, Сэя, Рикардо, много книг по истории революционного движения в Европе, по истории России.[6]

Каторга, по собственному признанию декабристов, стала для них «школой умственного и духовного воспитания». В так называемой «каторжной академии» декабристов читались рефераты по различным отраслям знаний. Широко был представлен исторический цикл. Занятия на исторические темы вели Н. А. Бестужев, Н. М. Муравьёв, П. А. Муханов, М. М. Спиридов. А. И. Одоевский читал лекции по истории русской литературы. В казематах Петровского Завода образовалось несколько кружков, где обсуждались философские и общественно-политические вопросы. «Часто речь склонялась к общему делу», - вспоминал об этой поре И. Д. Якушкин. декабристы стремились осмыслить причины поражения восстания. Многие из них правильно подошли к пониманию роли народных масс в исторических событиях, осознав свою ошибку отказа привлечь народ к восстанию.[7] М. А. Бестужев в одной из своих предсмертных рукописей, рассказывая о восстании на Сенатской площади, даёт понять, что участие в нём народа могло бы привести к победе.[8] Н. А. Крюков в «философских записях», которые он вёл в сибирской ссылке, отмечает: «С народом всё можно, без народа ничего нельзя».[9] В воспоминаниях М. Н. Волконской мы читаем: «Нельзя поднимать знамени свободы, не имея за собой сочувствия ни войска, ни народа».[10] И всё же, как отмечают исследователи, в оценке деятельности народных масс среди декабристов не было единодушия и необходимой последовательности.[11]

М. С. Лунин, по-видимому, ещё в Петровском Заводе (во всяком случае до 1838 г.) написал статью «Взгляд на русское тайное общество с 1816 по 1826 год». Это первый в историографии очерк истории декабризма. «Тайное общество принадлежит истории… Тайное 10-летнее существование доказывает, что Т[айное] о[бщество] руководилось и мудростью и было по сердцу народа… Желания нового поколения стремиться к сибирским пустыням, где славные изгнанники светят во мраке, которым стараются их затмить. Их жизнь в заточении постоянно свидетельствует об истине их начал».[12] Позже, вторично арестованный и заточённый в Акатуевский каземат за свои знаменитые письма-памфлеты, Лунин написал большой очерк «Взгляд на дела Польши».[13]

Декабристы рассматривали и оценивали петровские преобразования, всесторонне выясняя их предпосылки и последствия для развития России. Особенно показательны в этом плане работы А. О. Корниловича и Н. А. Бестужева. Во «Введении» к «Опыту истории российского флота», предприняв попытку показать развитие морского дела и кораблестроения  до конца XVII в., Н. А. Бестужев проводит мысль о том, что петровский флот возник не на пустом месте. подробно разбирает он, как и А. О. Корнилович, историю так называемого «дединовского кораблестроения» 1667 – 1668 гг.[14] исторический экскурс А.О. Корниловича в XVII в. позволил ему сделать вывод о том, что XVII в. в истории России вряд ли менее важен, чем более блестящий XVIII в.[15] Как истинные патриоты своей родины декабристы выступали против принижения значения русской науки и техники.[16]

Оказавшись в Сибири, декабристы серьёзно занялись историей этого края. Ряд оригинальных мыслей по колонизации, укреплению и истории культуры Сибири высказали в годы заточения в казематах Петровского Завода В. И. Штейнгель, Д. И. Завалишин, братья Н. и М. Бестужевы, а декабрист-сибиряк Г. С. Батеньков – ещё до восстания    1825 г.[17]

А также декабристы написали огромное количество статей касающихся политики. Политическую остроту статей декабристов подчёркивает и тот факт, что в русских подцензурных изданиях она увидела свет только в 1884 году (в «Историческом вестника»).[18] В том же выпуске А. И. Герцен и Н. П. Огарёв поместили «Письмо барона Штейнгеля к императору Николаю», написанное в Петропавловской крепости 11 января 1826 года и вошедшее в представленный Николаю I в 1827 году свод мнений декабристов о внутренней политике России. Этот документ, хранившийся в святая святых империи – архиве коллегии иностранных дел, представил читателю материал, дающий наглядное представление о государственном строе России 1800-1825 гг. и возможность убедиться в живучести прежних порядков[19]. В России это письмо было опубликовано только в 1895 году (в «Русском архиве»).[20] Во втором выпуске «Исторического сборника» в 1861 году появилась публикация письма Н. Р. Цебрикова о А. П. Ермолове.[21] В 1857 г. «Голоса из России» впервые опубликовали и ответ А. И. Одоевского на послание А. С, Пушкина.[22]

Участие декабристов в судьбе ссыльных петрашевцев.

Значительным событием в истории сибирской ссылки декабристов была встреча первыми русскими революционерами петрашевцев, доставленных после суда в Тобольский каземат. Декабристы приняли деятельное участие и в дальнейшей судьбе петрашевцев. Упоминания об этом в литературе ограничиваются лаконичной констатацией факта.[23]  Как один из показателей общественно-политической деятельности декабристов в Сибири это событие не получило освещения в советской исторической литературе. Между тем переписка декабристов и отдельные официальные документы позволяют воссоздать общую картину встречи и некоторых последующих связей декабристов с петрашевцами.

Содействие петрашевцам и установление с ними связи могли быть только нелегальными. Вопрос об этом решался в доме у Фонвизиных. Их дом был одним из очагов политической, духовной, культурной жизни ссыльных декабристов, местом постоянных встреч, обсуждений актуальных политических событий внутри страны и за рубежом, проведения философских дискуссий, литературных вечеров с участием П. П. Ершова, о чём подробно рассказывал, например, М. С. Знаменский.[24] Это обстоятельство имел в виду М. М. Муравьёв-Апостол в письме от 23 мая 1853 г. П. Н. Свистунову, когда признавал, что отъезд Фонвизиных «оставил большую пустоту в вашей жизни».[25]