Однако необходимо помнить, что главное место в России 17 века занимали не отношения власти и горожан, а отношения дворян и крестьян. Они характеризуются ёмким словом «крепостничество» - явление, которое принципиально отличало Россию от остальных стран и Центральной, и Восточной Европы и, конечно, Нового Света, если оперировать терминами «мировой системы». Спецификой России была более сильная, чем в Европе, роль села. Но вопрос о сохранении деревни в традиционном виде с точки зрения военной, политической и экономической необходимости, о её постепенном развитии в соответствии с принципами взаимного поручительства и ответственности или, как это обычно представляют себе, возникновении специфических особенностей русской деревни как ответ на введение Петром Великим подушной подати и на другие реформы выходит за пределы этого очерка. Однако если этиология сложившейся системы в виде сильной деревни и системы крепостничества в историографии исследована довольно обстоятельно - хотя, возможно, источники и не позволяют воссоздать полностью достоверную картину - очевидно, что истоки русского классического крепостничества, каким оно стало в 19 столетии, следует искать в веке 17.
Сущностью русского крепостного права, настолько отличавшего эту страну от остальной Европы и сближавшего её с Оттоманской империей (во всяком случае, в отношении мужчин), было рабство, имевшее как общественные (социальный престиж ДЛЯ рабовладельцев), так и экономические функции. Что касается русского крепостничества, как отметил Ричард Хейли, обращая внимание на некоторые уникальные его черты - а его наблюдения по этому вопросу основаны на блестящей компилятивной работе Орландо Паттерсона, - оно становилось как бы квазиотменённым через введение Петром Iподушной подати и воинской повинности для всех людей не церковного чина. Но если мероприятия Петра, имевшие целью извлечение из населения максимального дохода и создание большого воинского резерва (системы запаса), трактуются как построение «патримониального» или «деспотического» государства, ставящего своей целью доминирование и распоряжение и собственностью, и людьми, как быть со сближением крепостничества и рабства, которое не происходит внезапно по мановению пера Петра Великого? Было ли неизбежно ухудшение законодательно оформленных условий крепостной зависимости - условий, постепенно приближавшихся, с точки зрения господ, к «социальной смерти», - и постепенное улучшение положения холопов, по мере того как петровское государство распространяло на них требования уплаты податей и службы в армии?
Особенностью приниженного положения русских крепостных, как они сами определяли признаки своей крепостной зависимости, был всеобщий и бьющий по глазам контраст в положении крепостных и крепостников. Но известна крестьянская поговорка: «Мы рабы барина, но барин раб царя». Осознание этого делало существование крепостных в некотором смысле более комфортным и ограничивало протесты даже в худшие времена петровских рекрутских наборов. Фактически движение русских землевладельцев развивалось в другом направлении - в сторону формирования подлинной аристократии, в том смысле, как её понимали в Европе. Формальная отмена местничества в 1682 году затрагивала примерно 7500-8000 служилых людей, из них в последующий истеблишмент вошло около 900 фамилий, зарегистрированных в Бархатной книге. Это было реальной вехой социального движения дворянства. Моё прочтение законодательной деятельности Петра Великого заключается в том, что он вёл себя по отношению к дворянству (шляхетству) как к существенному факту, даже если, как я говорил выше, Россия нуждалась в законодательном оформлении статуса дворянского сословия вплоть до последних лет правления этого царя.
Возможно, будет смелой гипотеза, что само понятие свободы первоначально развивалось как идея среди крепостных и только потом среди их хозяев. Она выросла из ощущения противоречия между собственным свободным статусом и той несвободой, которую мы налагаем на других. Такая трактовка может объяснить ускорение развития самосознания среди русских землевладельцев или как минимум их восприимчивость к свободолюбивым идеям польских и европейских мыслителей 17 века. Можно сказать, что реформы Петра Великого, достигшие своего пика в 1722 году, создали русское дворянство (включая женщин!) как особое сословие, но надо подчеркнуть, что это сословие уже было готово к тому, чтобы его создали. Табель о рангах 1722 года может быть рассмотрена как разумный компромисс между государством и не обложенными налогами его слугами, открывая им путь к получению наград и благодарностей от власти без потрясений социальной иерархии.
Также здесь правомерны аналогии с неевропейскими обществами - в данном аспекте мы наблюдаем сочетание чувства большого внутреннего достоинства у человека, обладающего определённым социальным статусом, с московским политическим ритуалом «рабской» службы государю которую несли люди, в своей обыденной жизни вовсе не обладавшие статусом «раба», но, напротив, основавшиеся, скорее, к «рабовладельцам». Воздействие русского военно-фискального государства и мировой экономики усиливало крепостничество, но одновременно они воздействовали и на вышеописанное положение вещей. В свою очередь, их влияние, как показали Крамми и Ледонне, присутствует и в 17, и в 18 веке и считается показателем «работы системы». Владельцы крепостных, как сказали бы американцы, «делали себя как бандиты», а в 18 веке получили много свобод и достигли стабильности, как дворяне сильных европейских монархий, и в то же время усилили приниженное положение крестьян.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.