великие ученые мужи наделены воображением, но, в отличие от меня, никто из них не предлагает перевести идеи современной литературы на язык научных теорий… Гейне, Золя, Малларме объединяются во мне под покровительством моего старого учителя Гёте» [4, 5].
Заострив внимание читателя на этом редком откровении доктора, Хиллман подкрепляет его анализом произведений Фрейда, известных под беллетристическими названиями: «Дора», «Маленький Ганс» и «Случай Шрёбера». Все три истории болезни содержат непростительные, с точки зрения строго научного подхода, упущения. Труды Фрейда по психиатрии отличают стилистические особенности, выводящие эти работы за пределы жанра научной литературы начала XX в..
Оригинальность Хиллмана как «ревизиониста» классического психоанализа заключается в том, что в очевидном искажении Фрейдом принятого метода он разглядел принципиально новый подход. Не естественнонаучный, но от того не менее объективный. Американский философ вскрывает «двойную динамику» метода Фрейда, пользуясь терминологией последнего: это динамика компромисса между осознанным стремлением позитивиста следовать медицинским фактам и бессознательной потребностью видоизменить эмпирическую методологию в направлении поэтики.
Помимо того, что Фрейд открыл новый литературный жанр, объединив респектабельность естественнонаучной и блеск искусствоведческой традиций, он перевел психотерапию из области эмпирической медицины в область платонической «устной диалектики», или «риторики творчества», согласно терминологии Хиллмана. Фрейд заложил основы психологии, которая «опирается на процессы воображения, признает существование поэтической основы сознательного разума» [4, 6].
Неоплатонические корни концепции Хиллмана позволяют рассматривать психе в качестве одной из трех составляющих антропологической конструкции наряду с телом и духом. Если «тело» соотносится с материальным, чувственно-эмпирическим, «дух» – с сознанием и логическим мышлением, то «душа» представляет собой вместилище сферы имагинативного – mundus imaginalis.
Дуалистическая философская традиция, восходящая к Аристотелю и утвердившаяся в картезианстве, исключила это определение души из понятия психического, сводимого ею лишь к телу и духу. Поэтому, по мнению Хиллмана и его единомышленников (Э. Кейси, П. Берри), на Западе долго не могла возникнуть подлинная психология.
Душа, причастная «метаксе» (metaxy), срединной области между человеческим и трансцендентным, представляет, по определению Хиллмана, «заложенную в нашей природе возможность творческого воображения, то есть… ту форму, которая рассматривает все реальности как преимущественно символические или метафорические» [3, 62, 73].
«Деятельность воображения в первозданном, парадигматическом виде представлена сновидением, когда, скорее, сновидец пребывает в образе, а не образ – в сновидце» [3, 62–63]. Примечательно, что русскому «в стародавние времена» в сказках аборигенов Австралии соответствует выражение «во времена сновидений». События всей мировой мифологии, действительно, разворачиваются во времена сновидений. И если мифология – карта человеческой души, то это душа пребывает во временах сновидений, в пространстве воображения, что и определяет её поэтическую природу. «Термины, используемые Фрейдом для обозначения действия сновидения – сжатие, смещение, символизация и др., – представляют способы поэтического выражения» [4, 49].
Только поэтическими средствами, то есть говоря на том же языке, можно работать с воображением. Поэтому задача обоих участников психотерапевтического процесса не истолкование образов, но погружение в них. Лишь новый образ может быть реакцией на образ собеседника. Некое сотворчество, близкое сотворчеству поэта и его читателя. С той разницей, что оба собеседника взаимно становятся катализатором креативности друг друга.
«Исходная задача такой вербальной работы с образами заключается в восстановлении души в речи… Образы пленяют, увлекают, убеждают душу своей риторикой помимо своего символического содержания. Работа с образами возвращает им первоначальное поэтическое значение, освобождая от… необходимости вести повествование с его причинно-следственными значениями» [3, 71]. Поскольку все элементы реальности могут рассматриваться как метафоры психического, архетипическая психотерапия исследует события с точки зрения сновидения, как если бы они носили символический характер, являлись художественными образами.
Фрейд создал научную парадигму, позволяющую в образах искусства прозревать клиническую картину, а эмпирический материал (судьбы ли, эксперимента) подвергать эстетической интерпретации. Первое досталось в удел классическому психоанализу, второе – аналитической психологии К.Г. Юнга. Возможность метафорического истолкования даже научного факта открыла путь текстуальным играм постмодерна. Она же санкционировала преподнесение в вузовском учебнике
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.
