Эмара, предназначенный для средних классов, отвечает нам так: «Варвары безграмотны и всегда в ссо1 ре, поскольку у них нет ни школ, ни хороших судей»[1]. Если отсутствие школ — отличительный признак варварства, становится понятно, отчего ко1 лонизатор любит обосновываться в роли устроителя школ, где преподавал1 ся бы его собственный язык, язык цивилизации. Такой способ вмешательст1 ва нуждается в идеологии, которая делает его допустимым и легитимным. Лучшее средство прояснить такую идеологию — это, как нам кажется, обра1 титься к дискурсу, производимому государственной школой, современницей колониальной экспансии. Это оправданно, поскольку, в широком смысле, школьный дискурс образует в этот период центральное звено идеологичес1 кой индоктринации массы населения (в той мере, в какой он предназначен легитимировать весь политический курс Третьей Республики[2]), но также по1 скольку сама школьная институция играет ключевую роль в [формирова1 нии] этого дискурса.
Когда изучаешь учебники республиканской школы, одна вещь сразу бро1 сается в глаза: отсутствие специфического дискурса о колонизации. На са1 мом деле, постоянно используются одни и те же семантические сети, и ко1 лонизация — лишь одна из областей их валидации. Внутри этого единства нельзя выделить языковую политику как таковую: она неотделима от опреде1 ленного способа мыслить историю и ту роль, которую в ней предназначено играть Франции. Эта историография организована вокруг простейшей ди1 намики «Прогресса»: «Сегодня лучше, чем прежде. Завтра будет лучше, чем сегодня. Это и есть Прогресс»[3].
Так заключает учебник для младших классов. На другом конце образова1 тельной лестницы учебник морали для учителей[4] говорит о «невиданной Энер1 гии на пути движения к сознанию, ко все более насыщенной, высокой и все1 объемлющей духовной жизни»[5]. Такое видение истории позволяет установить объективную иерархию народов в зависимости от степени их «продвижения» к этому Прогрессу: нынешние «дикари» находятся приблизительно в той же ситуации, что и первые люди, тогда как наиболее цивилизованные, Европей1 цы, возглавляют колонну человечества на марше. И Франция шествует в самой ее голове, поскольку именно ей принадлежит роль огненосца: «Французский философский ум шагает в авангарде; он как свет, освещающий мир, как маяк, указывающий путь следования»[6]; «Франция — это страна, которая наилучшим образом соединила свой интерес с интересом человечества»[7].
Эта метафора «света, освещающего мир» играет ключевую роль в данном дискурсе, который постоянно связывает то, что он отбрасывает в тень, с тем, что он утверждает на свету. Так, дикость, необразованность, суеверия и т.д. — не являются ли все они ночными силами, противостоящими ясным принципам республиканской морали и рациональности? Конфликт между тьмой и светом, театром которого является Прогресс, на самом деле проис1 ходит в каждом индивиде, который вписан в историю человечества и в то же время — в историю Франции: «Нам самим нужно осмыслить и избрать на1 циональное наследие: что мы продолжим? Легковерие и насилие? Продол1 жим ли мы в настоящем и будущем варварство, которое проявляется в рели1 гиозных войнах, инквизиции, карательных экспедициях против гугенотов, красном и белом терроре? (…) Поработаем, чтобы сделать наше Отечество более справедливым, великодушным, гуманным, одним словом, более разум1 ным. Отвергнем дикое наследие наших галльских предков и поработаем над тем, чтобы распространить наш идеал справедливости. Да воссияет Фран1 ция в мире самым чистым светом, да будет она через свой пример, через сво1 их мыслителей воспитательницей наций, чьи идеалы тусклы»[8]. Поэтому преступники «воспроизводят черты характера предков каменного века, и ужас, который они нам внушают, доказывает, какого прогресса достигла большая часть расы»9.
В этих условиях республиканский учитель — это тот, кому поручено по1 вторить в школьном цикле переход от дикости к цивилизации, от детства — к взрослому возрасту: «Учитель — это тот, кто принимает ребенка в состоя1 нии интеллектуального ничтожества примитивного человека, кто приводит его к обладанию сокровищем знаний, накопленных благодаря сотрудничест1 ву череды поколений. Он освобождает его из пут материального мира»[9]. На национальном уровне это восхождение к разуму переводится в сферу языка как искоренение местных наречий.
Следуя по этому пути, республиканская школа воспроизводит идеал, про1 возглашенный Французской революцией в знаменитом «Докладе» 1794 г. о «необходимости и средствах уничтожения местных наречий и всеобщем использовании французского языка»[10]. Дискурс, производимый государст1 вом в отношении местных наречий — тот же самый, что в отношении языка колонизируемых: французский язык, вовсе не простой инструмент коммуни1 кации среди многих других, оказывается, по сути, привилегированным сред1 ством доступа к ясному свету разума. И наоборот, местные наречия и язык ко1 лонизируемых оказываются тесно связаны с мракобесием, инерцией и т.д. Это привилегия, предоставленная французскому языку, объясняется таким его свойством как «ясность»: «Он ясен, отчетлив и точен: ему не свойствен1 но представлять мысль более дельной, чем она есть, он позволяет видеть, че1 го стoит идея. Он враг выспренности, высокопарности, словоблудия; он не допускает никаких двусмысленностей. Вот почему французский — язык, наи1 лучший для науки…»[11] По ту сторону частных аргументов здесь совершается акт идеологической веры: благодаря своим собственным достоинствам французский язык позволяет сознанию быстрее вырваться из тьмы.
Становится ясно, что в колонизаторской идеологии учеба в школе, обу1 чение французскому языку и получение доступа к разуму совпадают, как это происходит в случае метрополии, где республиканский дискурс сталкивает1 ся с «отстающей» расой. В этом отношении размышления Феликса Пеко (од1 ного из идеологов школьного аппарата) о баскских детях крайне показатель1 ны: «Отважные учителя отвоевывают эти баскские умы, чуждые языку, принципам, навыкам мышления, чуждые моральным, национальным, либе1 ральным чувствам Франции; они отвоевывают этих детей другой расы, дру1 гой традиции у бессознательной и неразмышляющей жизни, у суеверий, у варварства, они приучают их думать, размышлять, говорить. (…) Это заслу1 живает уважения и симпатии. Симпатии заслуживают также инспекторы, ду1 мающие, активные, последовательные, которые там, далеко, так далеко от центра, исполняют свою цивилизаторскую работу во имя французского язы1 ка и ума»[12]. Прежде всего именно при помощи французского языка детей вы1 рывают
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.
