К концу полугодия я столкнулся с проблемой выставления оценок. Понятно, что «оценка» - это не «отметка» какая-нибудь. Тут нужно быть или «строгим и справедливым» или вообще игнорировать разные «но» и ставить всем пятерки наобум. Я думал принять вторую веру, правда, одумался быстро. И дело – нет – не в том вовсе, что мне «понравилось» оценивать по глупой пятибалльной шкале (если задуматься, то как цифра может выразить оценку? – «Что вы думаете по этому поводу?» - «Шестьдесят восемь»). Просто ученики не понимают, когда им говоришь, что, в первую очередь, они должны давать оценку себе сами. Их так научили.
Более того, сам по себе этот жалкий балл – не палка о двух концах «поощрение-наказание». Палка всегда палка и есть, на пряник ничуть не похожа, и концы у нее одинаковые. Оценка есть часть той самой репрессивной системы, которая кормит, поддерживая на жилистых своих плечах всю махину учебного производства.
Дети привыкли к придавленности. Но это не все. Если бы! Учитель – еще больший раб оценки. Так, глядя в журнал с закорючками, за которыми скрываются обрывочки расковыченные цитаты детских истин, которые никак не уместились бы по собственной воле в цифру «5», «4» или «2». Кстати, скорее, «2», потому как именно «двоечка» инструмент подавительной политики («кол как-то не прижился, у нас все-таки не Московская Русь»).
Может, пройдет двадцать лет, может, пятьдесят. И если репрессивности действительно будет противопоставлена простая человечность, не в частности, а во всяком случае – тогда можно, наконец, будет забыть про цифру в этом ее судебном смысле. А пока наши дети хотят, чтобы им ставили двойки, потому как никто им не объяснил, что можно и не так.
Зато объяснили кое-что другое… Я как раз рассказывал об интеллигенции как о некоторой социальной среде, где в начале XIX века начинает формироваться особое влечение к идеологическому творчеству, что к сороковым – шестидесятым это уже становится основным занятием интеллигенции, что духовная жажда требует от интеллигента все новых и новых полулогических полуфантасмагорических построений с гигантским эмоциональным зарядом и т.д., как вдруг за десять минут до конца урока включается внутришкольный громкоговоритель, и государство голосами их же собственных товарищей поздравляет учащихся с «днем юного антифашиста». После – пятнадцать минут чтения некоего текста, достаточно подробно описывающего казни женщин и детей в немецких концентрационных лагерях. Не очень, однако, дети впечатлены, скорее – наоборот. А все потому, что пафос в таких вопросах – скорее враг, чем друг. Однако, не это самое страшное. Страшно то, что, запросто утверждая антифашизм, мы признаем правомерность существования фашизма, ведь если должно быть «анти», оно невозможно без того, что само отрицает.
Дети не воспринимают больше праздника прорыва блокады, день Победы (видят-то они каждый год пьяных жлобов на салюте), а из телерадиоэфира им продолжают сыпать мертвыми словечками. К несчастью, мы слишком часто, видать, повторяли «никто не забыт…», потому и забыто все.
Каждую среду я занимаюсь первые три урока в кабинете, где училась Таня Савичева. Пока дети смотрят на доску и на меня около доски, я обозреваю противоположную стену по ходу урока прохаживаясь туда-сюда. Единственное, что на этой стене, так сказать, закреплено, так это портрет Тани и копии (увеличенные чуть ли не до формата A-3) той части ее дневника, которые наиболее знамениты. Дело все в том, что никто не замечает экспонатов маленького школьного музея. Вообще, музей умер в школе. Фотографии несчастного человека с краюхой хлеба, разверзнутых зданий и танков, ржавые растрескавшиеся каски, с трудом, одна на другую, всунутые за стекло в шкаф и подобные предметы показывают, скорее всего, как мы не умеем хранить память, чем обратное. Уж лучше не выставлять, нежели выставлять вот так. Но самое забавное не это, а список мероприятий (он всегда один и тот же на все праздники, связанные с военной тематикой, ну, положим, не без некоторых вариаций, конечно). Помимо встреч с ветеранами (дело нужное) сюда входит посещение… школьного музея Тани Савичевой в сопровождении классных руководителей с соблюдением временного графика. Иными словами, мы пробуждаем внимание учащегося к тому, что его окружает только в опеделенное время года и строго по графику. Зато каждый теперь у нас – «юный антифашист».
Учащихся приучают к номенклатурности понятия ценности; их приучают к тому, что важность знания достаточно условна (главное – оценка или участие в районной олимпиаде, городском конкурсе чтецов и т.д. (все бы хорошо, да только на детей там плевали, галочка важна, галочка: «школа заняла такое-то место…»)). У нас программ больше, чем учителей. А государственная программа по МХК? Утвержденная, государственная программа. Из министерства. Что-то там «в кратерах» вообще веселья много.
А привычка с каждым годом будет брать свое. Уже не свежо будет впечатление от странностей этих. Дай-то Бог, чтобы не сидеть мне в школьной столовой лет эдак через пяток и не говорить о том, что-де салат-то по десять пятьдесят ничего, только, вот, зарплату опять не дали.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.