Речь Киселева Я.С. в защиту Лесиной

обычно это дело, требующее горения, полной душевной отдачи, дело трудное и героическое, дело, для которого нужно предельное напряжение сил, где подстерегает опасность и ждет подвиг. Но работа кассира — и ей отдать всю жизнь — это не часто встречается. И это вызывает не меньше чувства уважения, чем всякое другое посвящение всей жизни одному, только одному делу.

Жизнь Евы Лесиной прошла в тресте. И недаром интересы треста стали ее интересами. Нерешительная, застенчивая, пожалуй, даже робкая маленькая пожилая женщина становилась совершенно бестрепетной, когда ей казалось, что нужно устранить какие-то неполадки в тресте.

Свидетель Макаренко сказал: «Если нужно было сказать начальству какую-либо горькую правду в глаза, то это делала всегда Ева Михайловна». И говорила ее потому, что интересы треста для нее совершенно органически, абсолютно слитно стали ее собственными. Она была совестью треста — так ее называла свидетельница Сергеева.

Я понимаю, что это может звучать двусмысленно, нам известно теперь, что Лесина — соучастница в хищении, а я позволяю себе напомнить Вам, что ее считали совестью коллектива, что ей верили. Больше того, ее суда больше всего и боялись. Ведь недаром, когда Воронова оступилась, то единственно о чем она просила: «Только не говорите об этом Еве Михайловне».

Не отягощаю ли я судьбу Евы Лесиной? Ведь она обманула веру тех, кто считал ее и хорошей, и несгибаемо честной. Разве это не увеличивает ее вины? Вот теперь-то и нужно ответить на вопрос:

как случилось, что Ева Михайловна Лесина, у которой в жизни только то и было, что трест, которая привыкла к скромной жизни и не имела ни потребности, ни стремления изменить ее, как случилось, что она стала преступницей?

Товарищ прокурор вслед за обвинительным заключением попытался дать ответ на этот вопрос: Лесина была вовлечена в преступление Багрянцевой. Да, вовлечена! Но как дала она себя вовлечь? Почему не устояла? Юридические формулы похожи на нотные знаки: как, глядя на нотные знаки, нельзя почувствовать живое воздействие музыки, хотя она в них и заключена, так и, довольствуясь только формулой, нельзя передать всей полноты жизни, хотя в ней, в этой формуле, и есть немалая доля правды.

Для Евы Михайловны Лесиной любовь к тресту, любовь к коллективу не была какой-то искусственной умственной конструкцией. Для нее работавшие в тресте люди были близкими, кровными, единственными, чьими интересами она жила и которые близко принимали к сердцу и ее горести и заботы. А среди этих близких для нее людей Надежда Сергеевна Багрянцева была самым дорогим, самым нужным ей человеком.

Надежда Сергеевна работала в тресте свыше 15 лет. Начала она работать рядом с Лесиной тоже кассиром. А затем, довольно скоро, перешла на работу бухгалтера-расчетчика. С этого времени Багрянцева и Лесина работали неразлучно. Багрянцева составляла расчетные платежные ведомости, а Лесина по ним выплачивала зарплату. И когда возникало какое-либо недоразумение, а они ведь неизбежны, то и Надежда Сергеевна, и Ева Михайловна, как это и должно быть в здоровом коллективе, дружно их устраняли, вместе огорчались, когда узнавали об ошибке, вместе радовались, что ее обнаруживали, и не раз и не два Лесина помогала Багрянцевой, когда у той много набиралось работы. В свою очередь Багрянцева помогала Лесиной. Так шли год за годом, и уже не просто добрые отношения, а крепкие, верные, сердечные связи их соединяли. И, конечно же, одинокая Ева Михайловна особенно ценила эту дружбу, пожалуй, в нее она вложила больше всего и тепла, и привязанности