Язык как средство выражения мистического опыта у св. Игнатия Лойолы

Страницы работы

Фрагмент текста работы

ЯЗЫК КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ 

МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА 

У СВ. ИГНАТИЯ ЛОЙОЛЫ  

«...много раз, пытаясь говорить, терял дар речи»  СВ. ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА, 

«Духовный дневник» [27]

Опубликовано в сборнике: Дифференциация и интеграция мировоззрений: философский и религиозный опыт (Международные чтения по теории, истории и философии культуры, № 18). СПб., ФКИЦ «Эйдос», 2004, сс. 401–433 

Известно, что многие мистики, жившие в самые разные времена, принадлежавшие к самым разным народам и религиям, в один голос жаловались на невозможность выразить словами свой сверхчувственный опыт. Черта эта настолько универсальна, что У. Джеймс, например, именно в ней усматривал первый и главный признак того, что он называл «мистицизмом»: 

«Самый лучший критерий для распознания мистических состояний сознания — невозможность со стороны пережившего их найти слова для их описания, вернее сказать, отсутствие слов, способных в полной мере выразить сущность этого рода переживаний»[1]

С полным правом это высказывание можно отнести к св. Игнатию Лойоле (1491–1556 гг.), основателю Общества Иисуса. Его отличал исключительный мистический и визионерский дар: как утверждал сам Игнатий, он «видел за пределами естественных сил»2. В конце жизни он говорил сам о себе: «Всякий раз, в любое время, когда он хотел встретиться с Богом — он с Ним встречался»[2]. Правда, первые известные нам свидетельства о его мистическом опыте относятся ко времени его «обращения» после ранения и операции летом и осенью 1521 г. Но в дальнейшем дар его проявлялся всё сильнее и сильнее. Уже в 1523 г. святой говорит о множестве «великих духовных “известий” и “посещений”» за один день[3]. Примерно с тех пор и вплоть до самой смерти Игнатия видения посещали его ежедневно, по несколько раз в день. 

Но, коль скоро Игнатию пришлось поведать о своих мистических переживаниях, он неизбежно должен был столкнуться с вышеупомянутыми проблемами выражения сверхчувственного опыта средствами языка — в данном случае испанского. Ничуть не удивительно, что задача эта зачастую воспринималась им как непосильная. Любой читатель его «Духовного дневника» без труда отыщет выражения вроде: «невозможно и объяснить», «не расскажешь», «не описать», «не могу ни растолковать, ни разъяснить» и т. п.[4]

Как видим, в этом смысле Игнатий как будто бы не представляет собою исключения, входя в длинный ряд мистиков-«апофатиков». Однако парадокс в том, что Лойола — типичный и последовательный «катафатик» и «человек действия»[5]. Сама суть его видений и озарений — положительная, утвердительная. От Бога он ищет именно утверждения, явленного в том или ином знаке или образе. Мало того: его несказáнные видения и переживания самым непосредственным и практическим образом сказываются не только на его собственной жизни, но и на дальнейшей судьбе Общества Иисуса, а значит — всей Церкви и, следовательно, мира (причём не только католического). Он умел сочетать «путь Марфы» с «путём Марии»7, и в своём созерцательном опыте искал прежде всего практических указаний к действию. Неудивительно поэтому, что и отношения с языком, границы которого он осознаёт вполне отчётливо, у него иные, не «апофатические». Пользуясь языком, долженствующим передать мистический опыт, Игнатий прибегает — сознательно или бессознательно — к ряду стратегических или тактических средств, поддающихся анализу и описанию.

I. СВЕДЕНИЯ ОБ ИСТОЧНИКАХ  

Задача настоящей статьи — проследить стратегию Игнатия в обращении с языком в попытках передать свой мистический опыт. В качестве объекта исследования выступят два текста: «Рассказ паломника», или «Автобиография» (далее РП) и «Духовный дневник» (далее ДД)[6].  «Рассказ паломника», который часто называют «Автобиографией» Игнатия Лойолы, представляет собою повествование о событиях жизни святого, охватывающее период с 1521 по 1538 гг. Оно появилось в ответ на настоятельные просьбы соратников Игнатия, желавших, чтобы основатель дал членам Общества «завещание и отеческое наставление»9. Секретарь святого, Луис Гонсалес да Камара, обладавший цепкой памятью, выслушивал его рассказы, делая беглые заметки; затем, вечером, он составлял более подробные записи. Всего таких «сеансов» было три: 1) август– сентябрь 1553 г.; 2) март 1555 г.; 3) сентябрь–октябрь 1555 г. Последнюю часть записей да Камара обрабатывал, не имея в своём распоряжении испанского писца, — поэтому в § 79 происходит резкий переход на итальянский язык. Составление текста РП было завершено в декабре 1555 г. в Генуе. Впервые оригинальный текст РП, предваряемыйпредисловиями Иеронима

Похожие материалы

Информация о работе