И.М.Сеченов и отечественная медицина (к 150-летию со дня рождения), страница 2

Эти смелые рассуждения были отправной точкой для небывалого шага, сделанного в «Рефлексах головного мозга»,- для обоснования идеи о выработке новых, не врожденных рефлексов и соответственно для предположения об образовании нервного субстрата этих рефлексов. Свою новаторскую идею И. М. Сеченов формулирует неоднократно; в частности, он отмечает: «Все изученные под влиянием рассуждающей способности и все привычные движения могут делаться, по механизму своего происхождения, невольными», т. е. рефлекторными. Но, утверждая, что «вне межклеточной связи нельзя объяснить себе способа происхождения даже самого элементарного рефлекса» и вместе с тем обосновывая то, что движения в ходе, научения, несомненно, становятся рефлекторными, И. М. Сеченов тем самым постулировал выработку новых, не врожденных «межклеточных связей» в мозге. И не случайно подчеркивал И. П. Павлов, что именно в «Рефлексах головного мозга» ему виделась научная работа», в ясной, точной и пленительной форме содержащая основную идею того, что мы разрабатываем в настоящее время».

И. М. Сеченов шел и далее, видя свою задачу в том, чтобы «объяснить деятельностью уже известной читателю анатомической схемы внешнюю деятельность человека с идеально сильной волей... деятельность, представляющую высший тип произвольности», т. е. объяснить психическую активность деятельностью наисложнейшего материального субстрата, вырабатываемого «воспитанием в обширном смысле слова».

Великое открытие И. М. Сеченовым «центрального торможения» указало на наличие различных типов нервного субстрата для процессов возбуждения и торможения в рефлексах любой сложности, обусловило мысль о том, что «игрою механизмов» могут быть объяснены как задерживание рефлексов, так и координация движений.

Эта детализированная сложная картина устройства мозгового механизма нервной деятельности еще более усложнялась и еще более приближалась к адекватному описанию деятельности мозга новаторской идеей о роли изменения состояния мозгового субстрата в определении конечного результата рефлекторного акта. Как отправной пункт при обосновании этой идеи может рассматриваться сеченовское рассуждение о роли состояния структур пищевого центра в определении реакции человека на вид пищи: если человек голоден, если у него есть выраженная потребность в пище, состояние соответствующих нервных структур таково, что вид и запах пищи вызовут рефлектор но движение улыбки удовольствия; если же потребности в пище нет, данного рефлекса не будет, поскольку «переменилось физиологическое состояние нервного центра». Тем самым на место усиленно распространявшегося в то время представления о «свободе воли» в его идеалистическом толковании И. М. Сеченов выдвинул материалистическую концепцию о роли потребностей, определяемых взаимодействием организма и среды в широком ее понимании: «Жизненные потребности родят хотения и уже эти ведут за собою действия».

Утверждая рефлекторную первооснову психической деятельности, провозглашая «полнейшую зависимость наипроизвольнейших из произвольных поступков от внешних и внутренних условий человека», Сеченов с безграничной широтой диалектически решал проблему детерминированности нервной, психической деятельности материальными факторами.

В этом плане необходимо затронуть вопрос о диалектике понимания И. М. Сеченовым этих фундаментальных представлений, о «внешних и внутренних условиях человека», пронизывающих логическую ткань сеченовских трудов. Смысл понятия «внутренние условия» непосредственно разъясняется фрагментом, в котором И. М. Сеченов указал: «Человек под влиянием одних и тех же условий, внешних и нравственных, может произвести известный ряд движений...». Употребление термина «нравственные условия» как эквивалента обычному сеченовскому термину «внутренние условия» показывает, что под «внутренними условиями» Сеченов подразумевал в случае психических актов весь нравственный склад личности и соответственно его материальную основу, т. е. состояние материального субстрата, структур ЦНС.

В свою очередь «внешние условия» (или же «внешние влияния», «внешнее чувственное возбуждение») понимались И. М. Сеченовым максимально широко как все те факторы, которые могут вызвать рефлекторную деятельность организма, влияя со стороны как внешней, так и внутренней среды организма на соответствующие «чувствующие поверхности»; эти «внешние условия» вызывают непосредственно рефлекторные акты и постепенно формируют тот нервный субстрат, те «внутренние («нравственные») условия, чьи свойства затем определяют характер реакции организма на экстренное «возбуждение чувствующего нерва».

Десятилетиями  совершенствовал И. М. Сеченов свою «схему», свое объяснение «физиологических основ» нервной, психической деятельности. Великим вкладом в развитие сеченовской концепции явились его глубокие открытия в области материалистической теории познания, сделанные в конце XIX века.

Новаторские материалистические представления, широкий научный стиль мышления, подход к человеческому организму как к целому в комплексе его взаимоотношений с окружающей социальной средой — все это ложилось в основу мировоззрения прогрессивных врачей России, в фундамент их высокой профессиональной подготовки. Особое значение для отечественной медицины имело то обстоятельство, что сеченовские идеи входили в сознание поколений медиков уже на студенческой скамье.

Два десятилетия учил он будущих врачей — в Петербургской медико-хирургической академии (1860—1870) и на медицинском факультете Московского университета (1889—1901). Он стоял у истоков высшего медицинского образования для женщин и не случайно первые русские женщины-врачи (Н. П. Суслова, М. А. Бокова) были и его ученицами. Учебник Сеченова «Физиология нервной системы (1866), построенный на новых принципах изложения материала, был лучшим в течение многих лет. Научные идеи и педагогические методы И. М. Сеченова брали на вооружение его ученики И. Р. Тарханов, А. Ф. Самойлов, М. Н. Шатерников и многие другие, также обучившие поколения медиков.

Сам И. М. Сеченов рассматривал преподавание как важнейшую сторону своей деятельности. Не только обостренное чувство долга вело его: он учил молодежь с истинной страстью. С одинаковым энтузиазмом рассказывал он в своих письмах об организации практикума для будущих врачей, о подготовке лекций для них, об удачном опыте, проделанном на такой лекции; как вспоминали его студенты, он продолжал объяснять даже на экзамене.