- О-о, Черт, - подумал я, глядя на часы. Никогда больше не буду писать рассказы ночью! (и да простит меня читатель за эту наглую ложь) Пора ведь мне уже быть у «Бешеного Боба», о Господи... Наспех умывшись и накинув кое-что из одежды, я немедля отправился в знакомую пивнушку, думая оп пути, что зря, наверное, упомянул и Бога и Черта в одном абзаце – не видать теперь Пулитцеровской премии, как своих ушей – и это самое лучшее, что могло бы еще приключиться. Красное вечернее солнце уже вовсю двигалось за горизонт, словно желало поскорее охладиться в морской воде, а мы молча шли вдоль набережной, вспахивая ступнями желтый, рыхлый песок. Руководствуясь каким-никаким, но все-таки опытом, я не спешил пока давить на старика, давая тому возможность выговориться самому, но единственным признаком того, что он просто даже замечал существование собеседника, было то, что, поднося раз за разом большую бутыль виски к своему рту, он не забывал передавать ее и мне. Надо сказать, что смирившись с тем, что нужные слова старина Джо сможет отыскать только на дне бутылки, я неплохо помог ему в деле ее опорожнения, дабы ускорить процесс. И, правда, сделав последний глоток, старик преобразился в лице, схватил стеклянную посудину за горло и что, было силы, швырнул в дальнюю даль океана. Затем, глубоко вздохнув, глядя куда-то в сторону горизонта, он начал говорить:
- Она знала, что произойдет. Точно знала, что когда я увижу шприцы на столе, когда увижу тех шлюх, слюнявящих его небритое рыло, когда увижу ту самую стойку, которой он ее избивал, то не выдержу и застрелю подонка и поэтому предупреждала. Предупреждала! – Джо истерически засмеялся.
- А Мари - умница. Точно угадала, что десять лет дадут... Десять лет тюрьмы, десять лет ада, десять лет без нее, - было видно, как песок начал просачиваться через сжатые в порыве отчаяния кулаки Джозефа.
- Это было двадцать три года назад, парень. Придумай для того дня описание покрасочнее, потому что, клянусь всем, что у меня есть, то был самый счастливый момент в моей чертовой жизни. Там, у ворот тюрьмы, нам было уже почти по сорок, и не было больше сил играть во всякие игры, - голос старика начал понемногу подрагивать, - Мари просто подошла ко мне тогда и сказала: «Я пришла навсегда» и, как была, упала мне в объятия. И в тот же вечер, гуляя по вот этой самой набережной, я заключил с ней последнее пари в своей жизни: быть счастливыми вместе до последних дней и любить так, чтобы наверстать все те... Двадцать лет... – последние слова эти, это только интуиция автора, потому что Джозеф не мог уже говорить членораздельно и, усевшись на песок и обхватив правой рукой невидимую бутылку невидимого виски, беззвучно рыдал.
- Она родила мне двоих детей: Энди и Сюзанна, вот они – произнес старик после продолжительной паузы и, немного растерянно и смущенно пошарив по карманам, передал мне фотографии двух милых детишек. Сейчас им уже за восемнадцать, учатся в колледже. Они и только они были моим единственным утешением, когда Мари умерла семнадцать лет назад.
- Вы были вместе только шесть лет?
- Да, но что это были за годы, - горестно произнес Джозеф.
Теперь я узнал уже достаточно об этой истории любви, и любой наводящий вопрос вроде что, зачем да почему был бы не только неуместен, но и мог причинить еще больше боли моему собеседнику. Оставалось только участливо вздохнуть и по-дружески положить руку старику на плечо.
Внезапно на старой башне раздался звон колокола, такой пронзительный, что вздрогнули мы оба: казалось, это само Время напомнило о себе, заставив нас почувствовать, как от этого удара труха с наших костей сыплется в кровь, портя ее с каждым таким ударом все больше и больше и приводя постепенно наши тела в негодность. Да, мы стареем, и время неумолимо убивает все, что когда то было создано им же. Для меня это был первый такой закат, а для них? Чувствовали ли они это, глядя вслед заходящему солнцу, тридцать пять, тридцать лет назад? Вдруг мне ни с того ни с сего отчего-то очень сильно захотелось написать на этом пляже... Или... Нет, на этом море, ну а лучше сразу на всей поверхности Земли большими-большими буквами «Марианна и Джозеф», чтобы даже люди с других галактик за миллионы световых лет от нас смогли бы узнать об этой сильной любви. Хотя бесполезно: Время все равно рано или поздно уничтожит даже этот знак и не останется ничего даже для того, чтобы наскрести хоть на маленький кусочек воспоминания.
Единственное, что помню из моего возвращения в тот вечер домой, так это выражения лиц людей смотревших на меня, как на человека, который выглядел так, будто только что узнал страшную тайну. А что? Черт возьми, скорее всего, так и было.
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.