Напомним те исходные позиции, которые лежат в основе гегелевской концепции искусств. Гегель - объективный идеалист. Для него дух первичен. Этот объективный дух лежит в основе мира. Но гегелевский Абсолютный Дух, в отличие от религиозного бога, не пребывает в неизменном состоянии во веки веков, а находится в беспрерывном развитии. И развитие его протекает по определенным законам, которые носят название диалектических. Основной закон диалектического развития - это закон единства и борьбы противоположностей. Дух внутренне противоречив, его противоречивые стороны находятся в постоянной борьбе, они и предполагают друг друга, и в то же самое время стремятся уничтожить друг друга. Эта борьба противоположностей и есть источник развития Абсолютного Духа. А если учесть, что пройдя ряд ступеней в своем развитии в форме Духа, он затем опредмечивает себя, превращается в материальное, вещественное движение. Но и в этом движении он внутренне противоречив. Вспомним хотя бы плюс и минус зарядов в электричестве. И здесь, в материализованной форме Дух развивается как борьба понятий, категорий, имея ввиду, что понятия есть сущность.
Исходя из таких представлений Гегель определяет и природу искусства. Искусство есть способ бытия Духа, теперь уже на стадии человека, который попрежнему стремится определить себя. И это опредмечивание ему необходимо, ибо он сам себя может теперь чувственно воспринимать. А это необходимо, что конкретный дух, т.е. человеческий индивид, посредством восприятия этого мог быть в единстве с остальными, входить во всеобщность духа. Как видим, Гегель очень близко подходит к истине. А если эту мистику его теперь интерпретировать материалистически, то мы получим следующую картину.
Человеческая духовность есть та внутренняя жизнь нашей субъективности, которая нам обеспечивает возможность жить в человеческом мире. Вся внутрення духовная деятельность обеспечивает именно это. И нашу материальную, производственную деятельность, и наше человеческое общественное взаимодействие друг с другом. В том числе и вне наши личностные качества. Но человек присваивает себе свою человеческую природу после рождения, в общественном взаимодействии. Чувственно. Вот он и должен сделать природу этого взаимодействия чувственной. Он вынужден выносить себя вовне. Опредмечивать себя. И на разных ступенях своего развития он делает это каждый раз своеобразно. В зависимости от того, какова форма и каково содержание этого взаимодействия общественных индивидов. Искусство и есть способ чувственного общения субъектов друг друга. И способ приведения природы человека к общему знаменателю. В том смысле к общему знаменателю, что человечество должно иметь единую духовную природу, в которой чувственно осуществляется и единые принципы поведения индивидов в человеческом обществе. Чувственно воспринимаемый принципы. Отсюда видно, что духовность есть и форма, и содержание. Одного без другого нет. И то, и другое должны быть в чувственно осуществляющейся форме. В форме непосредственности. В форме естественности. И потому необходимо, чтобы вся действительность становилась чувственно-воспринимаемым человеком. Какие-то моменты нашей чувственной природы мы должны чувственно воспринимать и в среде нашего пребывания в целом. В архитектуре. В том числе и наши личностные качества.
Кажется странным, что и архитектура должна стать чувственно воспринимаемым человеком. Но суть в том, что человек есть всеобщность, тотальность. Его субъективность отнесена ко всему миру. И потому он во всем непроизвольно воспринимает человеческую природу. В действительности в целом. А потому он должен научиться всю действительность сделать средством чувственного присвоения своей человеческой личностной природы.
Философская концепция архитектуры изложена в “Эстетике” Гегеля. Те положения, которые выдвигает Гегель относительно архитектуры как вида искусства, представляют не только исторический интерес. Его философия и ступень в развитии представлений об искусстве, и в то же самое время вклад в эти представления. В свете событий в архитектуре в ХIХ-ХХ столетий вклад Гегеля требует к себе все более внимательного отношения.
Я намеренно не стал излагать другие философские концепции архитектуры, которые есть в истории мысли, так как именно гегелевская концепция духа, духовной культуры человечества более чем любая другая философская концепция дает нам богатую пищу для понимания процессов, происходящих в духовной культуре человечества. Думается, что философское наследие Гегеля и вообще немецкой классической философии накануне своего Ренессанса. Тем более, что именно концепция искусства в ней наиболее убедительна. А архитектура и есть особый вид искусства.
Гегель выдвигает тезис, что “искусство становится особенным искусством, когда его содержание вступает в действительное внешнее бытие, определенное существование.” Причем, содержание этого, конкретного искусства есть то внутреннее содержание, которое исходит из духа. Потому начальная стадия архитектуры в ее простейшей форме, как строительство, еще не есть искусство. Оно не есть такое начало, которое дает потом поступательное движение до наших дней. Отсюда понятие искусства архитектуры требует так показать возникновение его как собственно искусства, чтобы его первой задачей было формирование в самом себе такого объективного начала, которое превратило бы его во внешнее окружение духа, в проявление его содержания вовне. И тогда то, что лишено внутренней жизни, должно получить смысл и форму, которые этому внешнему не имманентны, т.е. внутренне не присущи. Материальная оболочка должна стать проявлением внутреннего, духовного содержания.
Гегель пишет, что у дома, храма цель - вместилище человека, изображение бога. Но эта первая потребность еще вне искусства. Человек хочет прыгать, петь, но это еще не танец, не поэзия, не музыка. Надо еще найти тот начальный момент, который не включал бы в себя связи человека и здания как среды окружения. Не разделял бы одно от другого, т.е. не разделял бы это утилитарное назначение и духовное предназначение.
Здесь видится очень существенный момент гегелевского понимания архитектуры. Мысль все та же. Гегель понимает самостоятельность архитектурного произведения как вида искусства, как, скажем, мы понимаем самостоятельность скульптуры как образа. В котором воплощен чувственно воспринимаемый момент нашего духовного мира, нашего человеческого мира. Внешний материал служит человеку средством общения, а потому он должен быть приспособлен человеком к созданию образа нашей духовности. Фиксирует момент воплощения во внешнем образе внутреннего, духовного состояния человека.
Таким образом, простой начальной стадии архитектуры как искусства Гегель не находит, ее нет. Ее нет в факте необходимости жилища или самого человека, или его богов. По Гегелю, начало архитектуры соответствует символической стадии развития искусства и она лучше других искусств реализует принцип символического искусства - способность намекать на вложенный в нее смысл во внешнем элементе окружения. И смысл этой архитектуры нужно искать не в разделении, а в ее внутренней целостности, как в скульптуре. “Именно этот смысл может служить объяснением многообразных внешних формообразований и дать руководящую нить в лабиринте архитектонических форм.” И действительно, если бы человек не искал образа своей души во внешнем материале, образа, который бесконечен в многообразии и бесконечен в охвате мира, то его творения были бы очень однообразны. Отсюда Гегель пишет об архитектуре:
1. Архитектура как по своему содержанию, так и по способу изображения носит подлинно символический характер.
2. Архитектура (Гегель использует здесь еще термин “самостоятельное зодчество”) хотя и нагромождает формы, но не выявляет дух в адекватной форме, а создает символическую форму, которая в самой себе должна указать и выразить некое представление.
3. Движение архитектуры к воздвижению соответствующего значению человека, богов архитектонического строения - храма, дворца и т.д., соединяет оба момента: утилитарное, практическое и духовное. Гегель рассматривает бытие архитектуры как внутренне противоречивое.
Он видит следующие ступени, которые проходит архитектура:
1. Собственно символическая, самостоятельная архитектура.
II. Классическая. Формирует индивидуальное духовное начало само по себе и лишает зодчество его самостоятельности. Вокруг реализованного духовного смысла воздвигается художественно сформированная неорганическая среда.
III. Романтическая архитектура (мавританская, готическая). Ее сооружения хотя и для гражданских, религиозных целей, свершения дел духа, они, не заботясь об этой цели, формируются и возвышаются для себя самостоятельно.
Архитектура есть искусство во внешнем элементе. Потому здесь существенное отличие в том, что это внешнее: 1) или получает свое значение в самом себе; 2) или трактуется как средство для достижения чуждой ему цели; 3) или же в этой подчиненности вместе с тем показывает себя самостоятельно.
Гегель пишет, что изначальная потребность искусства - породить из духа представление и мысль, чтобы они были созданы человеком как его произведение и были им объективированы. Искусство не столько знак - оно придает смыслу, идеальному представлению соответствующее чувственное существование.
Чувственно-наличное произведение должно: а) принять в себя внутреннее содержание; б) воплотить его так, чтобы можно было узнать, что и само содержание и его форма являются не только реальностью непосредственной действительности, но и продуктом представления, продуктом художественной деятельности.
Представление о некоем человеческом представлении. Так пишет Гегель об образе искусства. И еще: “...субъективное умение создавать иллюзию...”, “...поставить перед своим взором и взором других исходные объективные созерцания, всеобщие существенные мысли”.
Здесь сделаем небольшое примечание. Поставим вопрос, что есть то объективное созерцание, которое человек опредмечивает в искусстве? Мысли Гегеля и диалектического материализма здесь не расходятся. Надо помнить, что то, что мы называем мировоззрением, представление о мире в целом, или, как пишет Гегель, исходные объективные созерцания, всеобщие существенные мысли, так вот это мировоззрение и деятельность нашей субъективности, наше переживание мира, очень тесно связаны, практически неотделимы друг от друга. В этом отношении мировоззрение не есть сумма зазубренных знаний, а то представление о мире в целом, в котором протекает вся наша деятельность. Конечно, мы можем передать это мировоззрение в виде суммы знаний, но в целом это есть чувственный образ, который мы носим с собой, это образ реального мира, образ его упорядоченности, образ суммы взаимоотношений объекта и субъекта. Это образ того, что мы можем, что мы должны, что мы умеем, на что мы рассчитываем. Потому мифы и легенды ценны для людей той эпохи именно тем, что они отвечают по-своему на все эти коренные вопросы. В том числе и на вопрос о смысле жизни.
Гегель пишет, что эта архитектура присуща той стадии духа, когда воззрения народов еще абстрактны, неопределенны, “образ еще не конкретный, не истинно духовный”. Отношение между духовным содержанием и чувственной реальностью становится чисто символическим.
“Сооружение, которое должно обнаружить для других всеобщий смысл, возвышается здесь лишь для того, чтобы выразить в себе это высшее: оно есть самостоятельный символ безусловно существующей общезначимой мысли - некий для самого себя существующий, хотя и беззвучный язык духов. Произведения этой архитектуры должны заставлять задуматься, пробуждать всеобщие представления, не являясь при этом только оболочкой и окружением уже сформированного для себя смысла”.
Многие народы не умели найти воплощения религиозного состояния своей души, превращения этого состояния в чувственно-воспринимаемое иначе как в языке архитектонических произведений. Ради формы своей духовности, ради превращения мира в это духовное состояние они сооружали колоссальные комплексы. И ради того они сооружали эти колоссы, что необходимо было пробуждать в душах индивидов всеобщие представления. Необходимо было ,чтоб они имели чувственный образ того, что они должны распредметить, чувственный образ, который лежал бы в основе их духовности. В основе их сознательной психики.
В символической архитектуре жизнь духа, в котором еще нет постоянного содержания. Нет и способа формирования этого содержания как принципа. Значения еще обрывочны, бесформенны, перепутаны - абстракции из жизни природы перемешаны с мыслями, принадлежащими духу. Все это еще не моменты единого духа. (мы бы сказали, зрелого, развившего свое богатство духа). Потому изменчивость и многообразие. Цель этой архитектуры: выдвигать для созерцания то одну, то другую сторону, символизировать их и сделать их посредством человеческой работы доступными представлению.
1. Необходимо, чтобы содержанием служили здесь безусловно всеобщие созерцания, в которых индивиды и народы имеют внутреннюю опору, точку единства своего сознания. Религиозные представления объединяют людей.
2. Первоначальная целостность определения сооружения детализируется, символическое содержание смысла определяется детальнее. Формы резче отличаются друг от друга (столбы-лангами, обелиски), При этом самостоятельная архитектура переходит в скульптуру, принимает формы животных и человека колоссальных размеров, присоединяет их архитектонически к стенам, оградам, воротам, проходам и т.д.
3. Переход к классической архитектуре - обиталище смысла, который архитектонически не выражен.
Рассматривая эти три ступени развития символической архитектуры, Гегель подчеркивает:
1. Это собственно архитектурные сооружения, которые возведены для объединения народов (Вавилонская башня, Башня Бела: семь ступеней, восьмая - обиталище богов).
2. Архитектурные произведения, занимающие промежуточное положение между зодчеством и скульптурой. Здесь происходит конкретизация смысла, но архитектоническая.
а) столбы фаллосы. Предмет поклонения - всеобщая производящая сила природы. В Индии в форме детородных членов. Пагоды выросли из них. Геродот пишет: в Сирии столбы в виде мужского полового члена.
б) Обелиски, мемноны, сфинксы.
В Египте обелиски - символическое значение солнечных лучей. Посвящены богу Солнца. Мемноны - колоссальные сидящие человеческие фигуры в Фивах. Расположены рядами. Имеют значение расположенные в ровном порядке и равной величине. Здесь архитектоническое мышление. Сфинксы - стоят рядами, колоссальных размеров. Архитектоническая образность. Это особая образность и особый способ бытия сознания. Характерно для неразвитого человеческого “Я”.
е) Египетские культовые сооружения.
Не обособлены, самостоятельные формообразования, стоят в большом количестве. Храмовые сооружения, которыми пользуются массы, окружены стенами. Характерность - ограды египетских храмов создают открытые конструкции без крыш. Ворота - переходы между стенами, портиками и целыми лесами колонн. Огромный объем и внутренняя многообразность, многосторонность. Они не обиталище бога или поклоняющейся общины. Отдельные формы и образы - символы для выражения всеобщего смысла.
Заметим в добавление сказанного Гегелем, что этот всеобщий смысл рожден тем состоянием мира, который создан самим человечеством и в котором пребывает на данный момент человечество. Человек сам творит свой мир и сам стремится выявить основополагающие моменты формирования своего духа для созданного им мира. Естественно, что в этот мир и в его состояние входит все, в том числе и природа, как она вошла в созданный самим человеком мир. Уклад жизни требует каждый раз специфичного духовного склада данного общества. И предметное окружение, создаваемое самим человеком, неизбежно должно быть подчинено необходимости бытия этого духовного склада народа.
Можно себе представить некоторые причины, побудившие древние народы сооружать эти культовые пространства. Действительно, объединение народов. Мы знаем, что в первобытном обществе шли беспрерывные войны между родами. Люди были людьми, но людьми еще дикими. В том смысле, что даже при физиологическом созревании (а физиология человека в относительно неизменном состоянии сохраняется пятьдесят тысяч лет) еще не было развитое сознание. Материальная основа содержания нашего сознания не только жизнь вообще, жизнедеятельность вообще, а потому и определенная физиология. Материальная основа нашего сознания также и структура общественных отношений, а потому взаимодействие людей в обществе, разделение труда и становление технологий. Древний человек, выходя из родоплеменной стадности, должен был действительно объединяться. В Египте он был занят земледелием, а потому ему было необходимо сохранять устойчивость общественных отношений, привести тем самым сознание относительно большой общности людей к единому знаменателю. В те времена это было возможно в виде культа, поклонения богу, в мистической форме, что в свою очередь было обусловлено тем, что человек еще был рабом природы, зависел от ее стихии, не могу управлять ею. Он не мог и не знал. Отсюда теснейшая взаимосвязь его верований и образа жизни.
Гегель далее замечает, что эти сооружения заменяют книги (он экстраполирует наше сегодняшнее в далекое прошлое). На стенах сооружений письмена, рельефы. Приводится рассказ Страбона об этих сооружениях: идет мощеная дорога 100 футов шириной и длиной в 3-4 раза длиннее. Вдоль нее рядами стоят сфинксы по 50-100 штук и высотой в 20-30 футов. Врата с пилонами, столбами в 10-20 раз выше роста человека. Стоят свободно, самостоятельно. Стены 50-60 футов. Самостоятельная архитектура, не утилитарная. С мемнонами вдоль стен, местами сплошь покрыты иероглифами. К этому сооружению примыкает собственно храм, святилище, в котором лишь фигура животного. Люди бродят меж всего этого, чтобы эти нагроможденные каменные массы сказали и открыли им что есть божественное. Во все эти произведения вплетено символическое значение числа дней в году, числа месяцев, семи планет, больших периодов обращения луны. Египтяне уже имели некоторые астрономические представления и могли даже предсказывать лунные и солнечные затмения. У них была развита математика. Греческие философы VII века до новой эры математические знания получали в Египте, куда они для этого специально ездили. Да и на северном берегу Африки были греческие поселения.
Скульптура еще не отделилась от архитектуры. Все пронизывает архитектонический момент: пропорции, расстояния, число колонн, ступеней и т.д. И все это не находится, как пишет Гегель, внутри себя, в своей симметрии, эвритмии, красоте. Здесь все определяет культ, для свершения которого объединяется народ и царь.
“Самостоятельная символическая архитектура составляет основной тип их самых величественных произведений, так как в Египте внутренняя жизнь человека, духовное начало еще не уловило само себя в своих целях, во внешних образах и не сделало их объектом и продуктом своей свободной деятельности. Так пишет Гегель. Попробуем сказать то же самое нашим современным языком. Личность еще не созрела в той мере, чтобы именно личность самого индивида стала предметом искусства. Да, предмет искусства наша субъективность, но она еще в форме бога, а не в форме личности. Духовность той эпохи как бы еще не разработана, не обогащена.
И Гегель пишет, что лишь в образе, соразмерном духу, находит удовлетворение законченный в себе дух и ограничивает себя в своем творчестве. Напротив, символическое художественное произведение всегда более менее безгранично”. И Гегель упоминает здесь Лабиринт.
Конечно, язык Гегеля сложен и темен. Но нельзя отказать ему в понимании сути дела. Человек действительно должен вынести себя вовне и во внешнем запечатлеть характерность своего сегодняшнего духа. Иначе и самого бытия этого характерного духа не будет. Все субъективное, духовное для своего бытия должно найти свою форму и свой способ предметности. Потому между характером архитектуры и характером сложившегося духа человеческого есть поразительное соответствие. Можно поспорить с Гегелем относительно законченности духа, ибо развитие духа никогда не будет законченным, но очевидно, что Гегель улавливает некоторые черты взаимосвязи духовного мира древности и архитектуры тех времен.
Гегель отмечает, что для этого периода характерна подземная архитектура, порожденная потребностью в замкнутом пространстве для общения масс людей.
а) В Индии сооружаются подземные соборы, помещения, полные символических намеков с колоннадами, сфинксами, мемнонами, слонами, колоссальными идолами, высеченными из скалы. Все это есть осуществление принципа храма в естественной форме.
б) Места погребения, пирамиды.
Царство Мертвых в Египте - здесь впервые встречается и укореняется царство невидимого. Индийцы не доходят до четкого разделения живых и мертвых как мертвых. У египтян это разграничение очень резкое. Духовное отделяется от недуховного. Начинает возникать вера в воскресение конкретного индивидуального духа. Потому сохраняют тело, бальзамируют.
“Единичность есть принцип самостоятельного представления о духовном, потому что дух может существовать лишь как индивид, как личность”.
Сохранение мертвых - важный момент существования духовной индивидуальности. Ценят тело как природную, непосредственную индивидуальность. Геродот пишет, что египтяне считали души людей бессмертными, что эти души совершают трехтысячелетний круг в телах земных, водных и воздушных животных и потом возвращаются в человеческое тело.
В зодчестве духовное в качестве внутреннего смысла отдаляется и изображается самостоятельно, а телесная оболочка выступает как чисто архитектоническое окружение. Египетские гробницы - наиболее ранние храмы. Они - средоточие преклонения. В них субъект, индивид выражает сам себя. Эти гробницы объединяют людей.
Здесь два исходных момента: символическая архитектура и потребность и целесообразность.
В символической архитектуре архитектоническая целесообразность нечто побочное и подчинено внешнему порядку. Вопрос, возникающий здесь: возникает ли классическая архитектура только из нужды или выводится из самостоятельного символического сооружения?
Если целесообразная потребность находится как бы в сфере рассудка, то в служебной архитектуре статуя, человеческая индивидуальность выступает в качестве общины, народа, собравшегося ради всеобщих целей, религиозных или политических. Здесь не физическая потребность.
Мемноны, сфинксы на открытых площадках и отнесено все это к царству представлений, и вызваны эти образы к существованию художественной деятельностью. Потому замкнутое пространство необходимо. Не природная среда. Только в среде, преобразованной искусством, боги находят соответствующую им стихию. Здесь внешнее не имеет цели в себе, служит другому и подчинено принципу целесообразности. Идет от первоначальной абстрактности и завершенности внутри себя. Все элементы переосмыслены в соответствии с выражением духа.
в) В символической архитектуре наблюдаются органические формы и прямолинейность. Равенство в размерах, одинаковость расстояний, прямолинейность рядов - то, что есть зодчество в собственном смысле. Развитие архитектуры идет в этом направлении. Наличествуют оба принципа. Но они еще не слиты воедино, внешние по отношению друг к другу.
Еще идет процесс модификации форм органической жизни в соответствии с принципом правильности, целесообразности, и целесообразности форм к принципу органического начала. Идет переосмысление форм, вырабатывается новый язык, который был бы выражением духовности в соответствии со служебностью, целостностью и завершенностью образа.
Например, преобразование колонн из конкретного природного образа в более абстрактную, целесообразную и прекрасную форму. Те же кариатиды, мемноны, А также арабеска, которая начинает приближать растительные формы к рассудочным.
Попутно можно отметить и такой штрих. Это уже дополнение к Гегелю. Все эти формы собственно архитектуры или самостоятельной архитектуры найдены древним человеком. Не смею отнять у него способность мыслить и если он пришел к такой архитектуре посредством мучительных размышлений, то поклонимся древнему архитектору. Но все же надо думать, что во многом он шел от чувственного воображения, от ощущения образа, которое подсказывало ему его мифологическое сознание. Сознание, которое жило в мифологическом мировоззрении. Роль чувственной образности, создаваемой чувственным, т.е. художественным сознанием, очень велика. Можно ли этот факт экстраполировать к сегодняшней действительности? Полагаю, что можно. Но необходимо тогда, что чувственное сознание архитектора сегодня формировалось также мощно в его атеистическом художественном мировоззрении, как это было у древнего человека. Необходимо мощное формирование сознания в выработанной человечеством высокой художественной культуре. Не только в овладении профессией, но и в овладении художественной культурой. Иначе не будет работы чувственного воображения.
Гегель пишет, что зодчество, обретая свое подлинное, согласно понятию, положение, служит цели и значению, которых в себе самом не имеет. Подлинная красота его в целесообразности, освобожденной от смешения с органическим началом. Когда начинают говорить законы собственно архитектоники. Роль служебная. Но возникает замкнутая целостность и начинает просвечивать единая цель через все ее формы. И в музыке своих пропорций зодчество несет чистую целесообразность. Соответствующее своему собственному понятию строительство (архитектура) неспособно дать духовному соразмерное ему существование. Зодчество же преобразует внешнее и недуховное в отражение духовного.
Сегодня мы сказали бы несколько иначе. Через все слои смыслов, чисто функциональные, конструктивные, или еще какие, может быть, пространственно-временные ощущения и переживания, смыслы, зодчество должно восходить к главной своей функции, главной задаче - к тому, чтоб через все это человек ощущал свое человеческое отношение к самому себе. Чтобы именно работа его души была запечатлена на внешнем материале, во внешнем материале. И процесс формообразования был проявлением поиска языка работы души. Не словесной работы, а именно работы души, когда индивид относится к миру в целом, определяет именно себя как некоей самостоятельной целостности внутри себя к миру в целом. Когда процесс формирования внешнего подчинен главной задаче - процессу самоосуществления, саморазвития духовности человека, процессу очеловечения человека. И это не благое пожелание, не какая-то философская гегельянская блажь, а необходимость. Подобно тому как древние нуждались в том, чтобы средствами архитектоники. создавалось чувственно воспринимаемое культовое пространство, подобно этому такая же необходимость создается и сегодня. Если тогда была необходимость преодолеть племенную разобщенность и устроить земледельческую жизнь устойчивой, стабильной, а потому потребовалось мощное средство приведения сознания всех к единым созерцаниям, в которых содержатся чувственные идеи единства, человеческой общности, подобно этому и сегодня требуется ощущение всеединства, ощущения того, что вся эта действительность есть некое святое целое, которое ничем нарушать нельзя, и Это должна быть разлитая чувственность, как чувственная потребность. Неосознаваемое становление индивидуальной чувственности, индивидуальной непосредственности. И надо напомнить, что вне чувственного предметного бытия ни одна субъективная способность существовать не может. Если действительность чувственно предстает как разобщенная индивидуализированность, то и индивиды будут иметь такое чувственное сознание. Если же архитектонически действительность предстает как коллективная целостность высокоразвитых личностей, то и качество чувственной индивидуальности будет таким же.
К этой Марксовой мысли как бы устремлена мысль Гегеля, предшественника Маркса. Именно Маркс пишет о чувственной потребности человека как человека. И то, что может дать чувственной архитектура в формировании этой потребности не может восполнить ни одно искусство. Поэтому архитектор должен очень остро чувствовать сам гуманистическую потребность своей профессии, чтобы его фантазия в своей непосредственности создавал нечто такое же великое, как и архитектура древности.
Гегель отмечает, что ее можно определить как собственно зодчество. И духовный смысл не в самом архитектурном произведении, а этот смысл приобрел свое свободное существование вне нее. И этому духовному служит архитектура. Здесь нужно подчеркнуть два момента:
а) произошла кристаллизация духовной жизни, возник общий смысловой
Уважаемый посетитель!
Чтобы распечатать файл, скачайте его (в формате Word).
Ссылка на скачивание - внизу страницы.
