Содержание обучения в подростковом возрасте, страница 2

Итак, это означает, что, когда я говорю о заверше­нии подросткового возраста и о том, каковы новообразова­ния, задающие новую социальную ситуацию развития под­ростка, я говорю о том, в чем должен завершиться второй подростковый кризис и, соответственно, в какой ситуации должен начаться юношеский возраст. Или, метафорически выражаясь (вспоминая обряд инициации отрока, проходяще­го инициацию) - какая инициация и инициация чего на дан­ный момент может быть инициацией подростка.

Вообще, как это часто бывает, вопрос здесь важнее ответа, однако придется на него отвечать. И для того чтобы начать на него отвечать, надо вспомнить опять же общее ме­сто всех представлений об обучении и образовании подрост­ка, которые связаны с тем (я буду формулировать грубо), что, в отличие от младших школьников, подросток как бы занят не решением задачи, не построением того или иного действия, а выходом за всевозможные пределы в простран­стве и во времени или как бы построением картины мира, или образа мира. Вообще, дальше соглашаться с этим за­ключением можно с определенной "щепоткой соли". А именно: образ мира, как и любой образ (по последним дан­ным, просто перцептивный образ) нельзя принимать как рассмотрение широкого расширяющегося круга окружаю­щих человека вещей. Собственно, сам человек своей телесностью, т.е. своими возможными действиями, своей чувст­вительностью, своим самочувствием в этот образ, в этот мир, тем более в образ мира (а это касается, по психофизио­логическим данным, просто перцептивного образа) оказыва­ется включен. И с этим связаны трудности формирования вообще всякого образа, в частности, и образа мира. Так что это очень нелегкое полагание содержания, полагание такой онтологичности подростковой жизни.

Чтобы сказать об этой включенности более конкрет­но, надо снять один фантом, одну иллюзию, возникшую, в частности, и в деятельностной психологии. Иллюзия связана с неким непосредственным перетеканием способов ориенти­ровки в способы исполнения или построения образа дейст­вия в само действие. Я не буду это обосновывать в силу не­достатка времени, а лишь констатирую, что образ построе­ния действия и действие в образе строятся в соотношении с разными схемами. Образ построения действия, или образ моего действия - это одно, а действие в образе - это другое. И неразличение моего образа и действия в нем (либо их то­ждественность, либо их рядо- и разноположенность) есть свойство эпицентрической позиции, т.е. центрации. В слу­чае подростка и картины мира это можно назвать онтологи­ческой, или бытийной центрацией. В той мере, в какой под­ростковый возраст не разрешается и не завершается, многие взрослые люди - лишь номинально взрослые, а на самом де­ле подростки, - оказываются онтологически центрированны­ми, т.е. центрированными на своем образе (на том, что они видят) и на действии в соотношении с этим образом.

В чем же разница схем построения образа и построе­ния действия? Все дело в том, что действие в образе, в отли­чие от действий по построению образа, исходит не из того, как я вижу мир, а, условно говоря, из того, как этот мир ме­ня видит (или мир, или другой человек). Т.е. действие в об­разе связано не только лишь с построением какой-то карти­ны, какого-то поля, каких-то возможностей движения, но и с пониманием того, что реальное движение, реальные возможности в этом поле будут ограничены тем, как строящий и действующий положен другими людьми, другими обстоя­тельствами, а не своим собственным представлением.

Эта координация образа построения действия и дей­ствия в образе, идущая из разных схем и оснований, собст­венно координация и задает как бы онтологическое поле, за­дает существование поля возможного действия или картину мира как поля какого-то пребывания, какого-то движения в нем. И лишь одна из половинок, т.е. либо образ, либо дейст­вие, задает центрацию человека или на неуемном прожектировании, или на не связанном ни с какими замыслами ситуа­тивном и случайном действовании, т.е. расчлененности, разорванности поля воображения и поля реализации. Недаром, кстати, основными "нехорошими" разрешениями подрост­кового возраста являются шизофренизация, т.е. шизофрения (раскол, расщелина между моим пребыванием "в" чувстви­тельности и моим воображением "о") и мистеризация, когда я не отличаю себя и свои реальные действия от того прожек­та, или от той доминанты, или от того авторского проекти­рования, в котором это действие строится. Сопряжение, или координация, образа действия или картины пребывания в мире, ирреального пребывания в мире (т.е. моего взгляда на другого и взгляда другого на меня, помещения меня в ка­кую-то картину) я бы назвал онтологической децентрацией, т.е. преодолением вот этого эгоцентризма. Онтологическая децентрация, полагаю я, и есть основное новообразование, разрешение подросткового возраста или подростково-юношеского кризиса, задающее новую социальную ситуа­цию развития в юношеском возрасте. Онтологически децентрированное действие, или нормальное сознательное дейст­вие - и есть в первую очередь цель полагания. При этом я подчеркиваю, что цель как цель (ее теоретика деятельностного значения) только и может возникнуть, а соответствен­но и программа, как координация двух первоначально несопряженных и, более того, противопоставленных перпенди­кулярных схем. И в этом смысле цели полагания и движения