Российское предпринимательское благотворение: неизвестные страницы (XIX - начало ХХ вв.), страница 29

Такая противоречивость социального облика предпринимателя, естественная для капиталистической действительности, усугублялась критическими настроениями, взглядами на его жизнь и деятельность в российском обществе. Профессор-экономист И.Х.Озеров, передавая эти настроения, не без иронии и сарказма отмечал преобладание дворянской морали: “Подальше от промышленности - это де дело нечистое и недостойное каждого интеллигента! А вот сидеть играть в карты, попивать при этом и ругать правительство, вот настоящее занятие мыслящего интеллигента!”[124]

Вспомним образы ограниченных и корыстолюбивых купцов из пьес А.Н.Островского, изобразившего быт, нравы замоскворецкого купечества 30-40-х годов XIX столетия. Они надолго утвердились в общественном сознании, предопределив отношение к предпринимателю в новую историческую эпоху.

Очевидно этому способствовала следующая социальная особенность в исторических традициях России: в отличие от других стран, у нас исстари отсутствовал культ богатства, денег ради денег.

В подтверждение этой истины и в русской художественной литературе мы не найдем апологетического примера капиталистической наживы ради наживы. В связи с этим трудно не согласиться с гиперболой Марины Цветаевой - “сознание неправды денег в русской душе невытравимо”.[125]

Являясь исторической традицией, благотворительность получила широкое распространение среди российских предпринимателей, стала их характерной классовой чертой.

Учитывая прошлые оценки капиталиста, вспомним, что они сосредотачивались исключительно и прежде всего в материальных рамках, “погони за чистоганом”, что обедняло другие социальные аспекты его портрета. Перспективный предприниматель-капиталист, чтобы выдержать жесткую конкурентную борьбу, был объективно заинтересован в работе на его предприятии высококвалифицированных специалистов, владеющих передовыми методами управления капиталистического хозяйства.

С этим связан его интерес к развитию образования, прежде всего профессионального, выделению средств для школ, училищ, институтов, университетов и т.д. Дошедшие до нас финансовые отчеты предприятий говорят о том, что во многих компаниях с конца XIX века аналогичные расходы стали систематическими, обязательными.

Динамика классового самосознания предпринимателей постоянно способствовала изменению “корпоративной психологии”, вела к тому, что представители делового мира страны, - хоть и далеко не все сразу, - начинали ощущать свою органичную связь с перспективой развития своего народа, которое было невозможно без передовой культуры и просвещения.

Мотивы предпринимательского благотворения были связаны не только с внутренней потребностью “пособить сирым и убогим”, но и с религиозными воззрениями, христианскими традициями и этикой, моралью - многие предприниматели являлись набожными, верующими людьми.

Их заботы жить “с волей божией” материализовались в пожертвованиях на богадельни, приюты, ночлежные дома, монастыри, церкви и так далее. Иначе говоря - это была характерная форма предпринимательской, буржуазной благотворительности, отличавшаяся как от обычной милостыни, так и от дворянской благотворительности своим размахом, масштабом, а нередко - и русской удалью.

В начале ХХ столетия в стране только 25% всего бюджета русской благотворительности формировалось из средств казны, земств, городов и сословных учреждений, 75% - из средств частной благотворительности.[126]

В истории российской предпринимательской благотворительности Москва занимала особое место. Дореволюционная статистика свидетельствует - “первопрестольная столица” в пореформенный период намного опережала остальные города империи по объему добровольных пожертвований граждан на нужды просвещения, здравоохранения и общественного призрения: москвичи делали до двух третей всех пожертвований в стране. А 90% и более из этого объема приходилось на долю предпринимателей.

Каждое крупное пожертвование являлось общественным событием. Личности, дары жертвователей, благотворителей делались известными, легендарными, почитаемыми.

И ныне, - после десятилетий забвения, с середины 80-х годов ХХ века, - в нашей стране возрождается интерес к истории благотворительности как бесспорно положительному традиционному фактору национального процесса модернизации. Актуальность этого интереса сегодня во многом обусловлена современными потребностями реформирования российской социальной модели помощи малоимущим.

Однако с естественной реанимацией этой проблемы возрождаются, появляются старые модели и мифы от публицистики и публицистов. В этих условиях возрастает значение научных исследований и оценок, анализа и прогнозов. К тому же и в дореволюционное время теоретическое и статистическое осмысление процесса благотворительности было весьма фрагментарным.

История благотворительности московских предпринимателей представляет не только общий познавательный, гражданский, но и значительный научно-исследовательский социальный интерес.

С одной стороны закономерна постановка вопроса о месте благотворительной деятельности московских предпринимателей в социальной истории российского благотворительного движения. А с другой - необходимо учитывать, что состояние и проблемы развития московской благотворительности являлись характерным показателем тех социальных процессов, которые происходили внутри самого предпринимательского слоя.

В структуре социальных институтов Москвы наиболее характерны и показательны, - с точки зрения востребованности вложений и окончательной реализации предпринимательских благотворительных капиталов, - Московское городское общественное управление и Московское купеческое общество.

Оба этих социальных заведения в условиях Российской империи представляли собой структурообразующие элементы гражданского общества, что подтверждает ряд принципов, лежащих в основе их деятельности, и прежде всего таких, как самоуправление и самофинансирование.

Они не являлись государственными учреждениями, поэтому за пожертвования, приносимые им, благотворители-предприниматели не могли рассчитывать на чины, звания и ордена, что предопределяло добровольность таких пожертвований как наивысшую степень свободного волеизъявления граждан.