Либералы о русско-германских отношениях (1906-1914 гг.), страница 3

К главному глобальному лозунгу правозащитников — “Мы — народ” добавилось вполне конкретное требование свободы передвижения граждан с правом выезда за границу.

Все усилия властей противодействовать массовым выступлениям терпели крах, поскольку не несли в себе ничего конструктивного, кроме попыток подавления протеста мерами полицейского характера.

Понятно, что напряжение в обществе не могло обойти стороной и верхние эшелоны власти. Реакция последовала 18 октября 1989 года, когда со второй попытки под явным нажимом более молодых членов Политбюро Э. Хонеккер был вынужден заявить о своей отставке с высших партийных и государственных постов, а новым генсеком ЦК СЕПГ пленум избрал Э. Кренца (весьма трагичную фигуру в новейшей германской истории, которую западные политики избрали в качестве главного мальчика для битья за все “прегрешения” ГДР и отправили за решетку сроком на шесть с половиной лет по обвинению в соучастии в убийствах на германо-германской границе, сделав это демонстративно в дни торжеств по поводу десятилетия бескровного падения Берлинской стены, на которых почетным гостем присутствовал М.С. Горбачев).

Политическая звезда Кренца закатилась, так и не успев по-настоящему взойти: всего пятьдесят дней прошло с 18 октября до 6 декабря 1989 года, когда он сложил с себя полномочия Председателя Госсовета ГДР. Его попытки завоевать доверие населения, выступить обновителем общественных и партийных структур по образу и подобию тогдашнего советского руководителя провалились, точно так же, как и наспех подготовленный проект закона о либерализации режима загранвыездов, с которым связывались немалые надежды на передышку в политической жизни.

Вместе с тем безусловная заслуга Кренца состоит в том, что период его правления не был отмечен применением насилия. И главный вопрос, постоянно витавший в то время в воздухе и присутствовавший практически во всех дискуссиях: до каких пор правящая партия будет уступать внутриполитическому нажиму, пятиться назад и не стоит ли применить силу для отражения нападок идеологического противника, разрешился без кровопролития.

7 ноября объявило об уходе в отставку безнадежно беспомощное правительство под председательством Вилли Штофа. На следующий день в ходе поспешно созванного пленума ЦК СЕПГ была принята отставка Политбюро ЦК в полном составе и предпринята попытка кардинально обновить руководящие органы партии. Однако этим замыслам не было суждено воплотиться в жизнь.

Падение Берлинской стены перечеркнуло все планы верхушки СЕПГ перехватить инициативу, отбросило некогда могущественную партию на позиции изгоя. Одним из первых чувствительных ударов по СЕПГ стало голосование в Народной палате по кандидатуре нового председателя парламента после ухода с этого поста Хорста Зиндерманна. В то время как руководство СЕПГ решило поддержать кандидатуру М. Герлаха от Либерально-демократической партии, большинство голосов депутатов собрал альтернативный кандидат от Демократической крестьянской партии, не выразительный и мало известный в политических кругах Гюнтер Малойда (246 голосов против 230).

Но хотя с каждым днем СЕПГ становилась все слабее, ее позиции в обществе таяли, и власть незримо утекала из рук Э. Кренца, формально партия все еще сохраняла за собой роль ведущей силы в обществе и воспользовалась этим правом на заседании Народной Палаты 13 ноября, выдвинув на пост Председателя правительства Ханса Модрова. Депутаты Народной палаты утвердили Модрова практически единодушно (при лишь одном голосе против).

Модров отдавал себе отчет в том, что любая попытка открыто опереться на СЕПГ вызовет лишь неприятие и недоверие у населения. К тому же и на серьезную поддержку со стороны СЕПГ рассчитывать не приходилось: руководство партии переживало глубочайшую растерянность и утрату чувства реальности, на местах ее буквально снизу доверху разрывали не находившие до тех пор выхода противоречия, борьба поколений, личные неприязни.

Сюда же следует добавить и известную натянутость в отношениях между X. Модровом и Э. Кренцем, что легко объясняется положением каждого в партии в предшествующий период: если Э. Кренц ходил в любимчиках Хонеккера, был, чуть ли не официальным кронпринцем, прошедшим классическую партийную карьеру от председателя пионерской организации через председателя Центрального Совета ССНМ, секретаря ЦК, кандидата в члены Политбюро до члена Политбюро в последние шесть лет, то за Модровом твердо закрепилась репутация провинившегося перед Хонеккером опального оппозиционера, сосланного в наказание в Дрезден.

Этому последнему обстоятельству в значительной степени содействовали западногерманские СМИ, в течение последних десяти лет неизменно раскручивавшие имидж Модрова как несправедливо изгнанного из столицы “носителя надежд” ГДР с гибкими прагматическими взглядами в противовес берлинским партийным ортодоксам-догматикам.

Как реальный политик X. Модров приложил все возможные усилия, чтобы сформировать истинно коалиционное самостоятельное правительство, максимально полно отражавшее настроения населения. На тот момент в настроениях масс еще доминировала идея возможности глубокого преобразования Республики в рамках существовавших границ т.н. третьим путем — между социализмом и капитализмом.

Предложенная 17 ноября Народной палате и одобренная программа Правительства Модрова была нацелена на “вывод экономики ГДР из кризиса, придания ей стабильности и импульсов роста”. В политической сфере она предусматривала реформирование правовой системы путем принятия законов о выборах, о загранпоездках и о работе СМИ, а также создание “договорного сообщества” с ФРГ.

Формулируя задачи своего правительства, Модров однозначно исходил из концепции сохранения государственности ГДР на возможно более длительный период. Перспектива объединения с ФРГ принималась в расчет только гипотетически в форме конфедерации сроком на 10-15 лет.

При этом Модров опирался не только на свое политическое чутье, но и на неоднократные заверения в поддержке и верности идеалам социализма, данные М.С. Горбачевым при личных встречах и в телефонных беседах.

Однако жизнь неумолимо вносила свои коррективы в развитие обстановки в ГДР. После открытия германо-германской границы общая ситуация в стране стала кардинально меняться буквально с каждым днем: лозунг “Мы — народ” к началу декабря трансформировался в “Мы — один народ”, появился новый лозунг “Германия, единое отечество”, ежедневно из ГДР в ФРГ на постоянное жительство уезжали сотни и сотни человек, начался обвал курса национальной валюты — марку ГДР меняли на черном рынке на марку ФРГ в соотношении 15:1 и даже 20:1, и, что самое главное — в Республике стало реально ощущаться западногерманское присутствие.