Когда закончатся времена негодяев, или будущее у наших ног, страница 3

А где же советский народ?

Советского народа больше нет. Потому что понятие “советский народ” относилось к категории идеологической, а не этнокультурной, к тому же доминировавшее в общественном сознании постольку, поскольку в обществе доминировала определенная идеология, и соответствующий ей тип государства. Но этнокультурный стереотип поведения определяется не только сознанием, но всем комплексом этнических, культурных, и иных системных связей. А ведь СССР в послевоенных границах, по подсчетам этнологов, полностью или частично объединил в одном государстве 7 различных суперэтносов, с совершенно разными и далеко не всегда взаимно комплиментарными стереотипами поведения. И как только изжила себя идеология, державшаяся на жертвенности своих сторонников, развалилось и государство, а вместе с ним химерная целостность, выдуманная в идеологических лабораториях коммунистической партии. Характерно, что те же самые идеологи, бывшие преподаватели марксизма-ленинизма-научнокоммунизма легко перековались кто в реформаторов, а кто и в поборников соборности и традиций “а ля рюсс”. Поэтому нет ничего удивительного в этнических конфликтах, начавшихся (а точнее - возобновившихся) в зонах соприкосновения или совместного проживания различных  взаимно некомплиментарных этносов. И воссоздать “советский народ” в будущем на территории бывшего СССР не удастся, ни у одного из существующих здесь этносов не найдется для этого достаточно сил. Во всяком случае, русский народ роль евразийского жандарма больше играть не сможет, да и скорее всего не захочет. Дай Бог нам решить свои собственные проблемы и обеспечить свое собственное будущее.

Будущее у наших ног.

Некоторые инженеры человеческих душ считают почему-то, что будущее непременно должно быть прекрасным, потому что оно дает надежду. Нет. Будущее может быть каким угодно, даже и никаким. Других людей, зачастую  большинство, будущее пугает, потому что таит в себе неизвестность, неопределенность. Для этих людей прекрасным является только прошлое, потому что оно хорошо известно, пройдено и признано. Приемлемым является настоящее, ведь в нем приходится жить. Те, кто не может приспособиться к настоящему, либо пытаются изменить будущее, либо пытаются  изменить отношение к прошлому. В обоих случаях они чаще гибнут, нежели находят свое продолжение в потомках, но общество продолжает развиваться. Поэтому для динамического, то есть развивающегося, этноса (а мы пока еще принадлежим именно к этому типу) характерно наличие “проблемы отцов и детей”. Это очень болезненно, но обеспечивает развитие. С другой стороны, проблема отцов и детей не вечна, и ее острота снижается в устоявшихся этносах, вышедших из фазы надлома.

В ближайшие 3-5 лет наше общество, наш народ, наша культура выйдут из тяжелейшего за последние 200 лет кризиса. Тем, кто не считает нынешний кризис запредельным, хочется напомнить, что сейчас в нашей стране бездомных детей в 4 раза больше, чем в годы гражданской войны и вдвое больше, чем в годы Великой Отечественной. Что за эти годы падение уровня жизни населения  и объемов ВВП было более резким, чем в период любой из войн последних 200 лет, в которых участвовала Россия. Что за последние десять лет население нашей страны сократилось на 15 млн. чел., даже если считать только в границах РФ/РСФСР. Что удельный вес заключенных по отношению ко всему населению в современных российских тюрьмах выше аналогичного показателя периода сталинских политических репрессий. Про уровень самоубийств, наркомании и алкоголизма знают, кажется, уже все. Так что или мы выйдем из кризиса, или погибнем. Второе менее вероятно, потому что признаки выздоровления налицо уже сейчас.

К этим признакам относятся и формирование новой национальной деловой и государственной элиты и новой национальной власти, и изменение отношения общества к своей судьбе, и устойчивость русских традиций, и очевидная самоубийственная неспособность представителей как либеральной,  так и коммунистической элиты предложить народу и обществу ясную и понятную повестку дня, хотя бы на ближайшее будущее.

Те, кто выжил и даже добился успеха в условиях общественной катастрофы последнего десятилетия, быстро учатся и быстро осознают свои интересы. Их идеологией становится не коммунизм или либерализм, а трезвый и прагматичный здравый смысл, которому все равно, кто автор той или иной подходящей им идеи - либерал, коммунист или консерватор. Их идеология будет эклектична в своей основе, но зато очень логична, и именно это качество будет считаться ее наиболее привлекательной чертой. Они очень скоро научатся без суеверного страха выговаривать слова “национальные интересы”, не испугаются обвинения в великорусском национализме, никогда не станут мучаться над проблемой, можно ли требовать возвращения долгов от братьев-славян, а вот смысл понятия “интернациональный долг” будут искать в словарях. Они останутся русскими, даже если будут называть себя как-то иначе. Они не поддадутся соблазну нацизма, этому фрейдистскому двойнику российской интеллигенции, просто потому, что для них в нацизме слишком много магии и слишком мало логики, хотя многие из агитаторов уходящей либерально-коммунистической тусовки будут обвинять их именно в нацизме. Они будут строить жесткое, во многом авторитарное общество, потому что для них определенность авторитаризма будет ценнее, постоянное демократическое рукоблудство. Они будут точно знать границы своих прав и свобод, и они не станут больше строить светлое будущее.

На самом деле, будущее ближе, чем мы думаем. Оно практически перед нами. Оно не обещает нам счастья. Наша страна никогда больше не будет сверхдержавой, и мы не будем больше бороться за мировое господство, наш народ никому больше не пожелает навязать свои цивилизационные ценности. Но у нас есть шанс быть народом и страной, а не полем боя и территорией, за право эксплуатации которой станут биться Китай, США и исламский халифат.