Изучение феномена консерватизма, страница 2

Как справедливо констатирует автор следующей статьи о Муравьеве-вешателе, М.Д.Долбилов, подобная уверенность характерна как раз для либеральной бюрократии. М.Н.Муравьев – фигура еще более ненавистная для либералов и социалистов, нежели Магницкий и Уваров. Между тем очевидно, как и утверждает автор, что трактовка Муравьева в качестве кровожадного реакционера "навеяна польской традицией", стремящейся скрыть "неприглядные проявления собственной ксенофобии" (с.112-113). М.Д.Долбилов обращает внимание на известный постулат о несовместимости полиэтнических империй с национализмом и делает вывод: "То, что в муравьевской политике именуется националистическим духом, корректнее было бы назвать русской … этнокультурной фобией в отношении поляков (с.113). Совершенно новый взгляд предлагает автора на сущность социальной политики Муравьева в период подавления польского мятежа. Объяснение прокрестьянских мер генерал-губернатора как "демагогии" и "вынужденных уступок" он находит совершенно недостаточным.

Мощный публицистический заряд несет в себе статья Л.М.Искры. В ней представлен не только мастерский анализ взглядов Б.Н.Чичерина на специфику консерватизма по сравнению с другими политическими течениями. Этот анализ служит автору отправной точкой для изложения собственной позиции. Причисление Чичерина к консерваторам не бесспорно, хотя имеет свои резоны. К консервативному лагерю относил его, напр., один из вождей русских либералов, П.Н.Милюков[ii]. Проводимое Л.М.Искрой сопоставление Чичерина со славянофилами оказывается весьма невыгодным для первого: "Правда, он отвергал обвинения славянофилов в том, что западники стремятся лишить русский народ самостоятельности и обречь его на вечное подражание Западу, но убедительными его контраргументы не были" (с.145). О степени убедительности чичеринских контраргументов можно спорить, но не подлежит сомнению, что гораздо менее убедительными были сами славянофильские обвинения. Вслед за Чичериным Л.М.Искра считает одной из характернейших черт консерватизма прагматизм, недоверие к доктринам. Но беда в том, что противники либералов-западников, обвиняя их в доктринерстве, сами в большинстве случаев являются доктринерами наихудшего толка, совершенно не замечающими реальной жизни. Лейтмотивом статьи Л.М.Искры является безысходность русского дореволюционного консерватизма. Реальной альтернативы его краху автор не видит, и этот тезис иллюстрируется следующими статьями сборника.

Классический пример упомянутого консервативного доктринерства, не учитывающего реального соотношения социально-политических сил – теория "монархической государственности" Л.А.Тихомирова, о взглядах которого на церковно-государственные отношения идет речь в статье О.А.Милевского. В то же время суждения Тихомирова по рассматриваемому в статье вопросу отличались разумностью. Он предлагал построить во взаимоотношениях церкви и государства "естественный органичный союз, который покоился бы не на "правовых", а на этических нормах" (с.147), и для этого заменить синодальное управление патриаршим. Однако здравая идея реформы церковного управления, которая могла хотя бы частично способствовать оздоровлению РПЦ, не нашла отклика в "сферах", и это является лишним доказательством прогнившей сущности режима и возвращает нас к аксиоме: русский консерватизм на рубеже XIX – XX веков был столь немощен, потому что не было достойного объекта "охранительства". Автор приходит к совершенно справедливому выводу, что в связи с "изменившейся социальной ситуацией в России, совершенно новым раскладом политических сил … правящая элита, хотела она того или нет, вынуждена была ориентироваться на либеральные ценности западноевропейского общества" (с.157).

В.Ю.Рылов представил в своей статье сугубо фактологический анализ деятельности организации, из которой, как из гоголевской "Шинели", вышло все черносотенное движение – Русского собрания. Подобранные им сухие факты говорят сами за себя. Чего стоит, напр., такая жанровая зарисовка: "Обсуждение острой темы … субсидий, которые правые организации получали из секретного фонда Департамента полиции, начатое Б.В.Никольским на одном из заседаний Собрания, перешло в словесную перепалку его с Н.Е.Марковым, а затем и в драку" (с.167). Автор отмечает, что "деятельность провинциальных отделов и центрального Русского собрания существенно замедлилась во время первой мировой войны" (с.172). На фоне имеющихся в литературе многочисленных данных о резкой активизации в то же самое время либерального движения это наблюдение весьма характерно.

Попытка реанимации черносотенного движения рассматривается в статье Ю.И.Кирьянова, на примере Отечественного патриотического союза. От идейных собратьев эту организацию отличало послабление в еврейском вопросе, выразившееся в допуске евреев в ряды союза. Истоки замысла создания ОПС восходят, по мнению Ю.И.Кирьянова, к Департаменту полиции, стремившемуся придать черносотенцам "новое "обличье", не раздражавшее общественное мнение" (с.177). Но с самого начала препятствием для новой организации стали личные амбиции, с одной стороны, ее лидера В.Г.Орлова, с другой, - лидеров конкурирующих фирм – Союза Михаила Архангела и Союза русского народа. Закономерным следствием идейного и организационного развала черносотенцев стала их пассивность в момент крушения монархии. "С середины 1915 г. и особенно в 1916 г. и начале 1917 г., - звучит итоговый вывод Ю.И.Кирьянова, - режим и правительство настолько себя дискредитировали, что влияние и значимость защищавших их монархических партий и организаций … оказались близкими к нулю" (с.189).