Вне контроля. Глобальный беспорядок накануне XXI века, страница 5

Без стабильного конституционного государства общество может прибегать к ответным бесконтрольным действиям, и этим воспользуются силы, враждебные демократии и свободному рынку. По мнению Бжезинского, российское руководство могло бы извлечь для себя пользу, пристальнее присмотревшись к опыту некоторых азиатских стран по управлению своим национальным экономическим развитием •после второй мировой войны. Эти страны поняли: попасть в число лидеров свободного рынка означает длительное вмешательство правительства в экономические дела, что способно придать последовательность долговременному политическому курсу, взвешенно определить цели национальной экономики.

"Но какую бы экономическую политику не проводили лидеры посткоммунистической России, ближайшие перспективы ее политического и экономического развития неблагоприятны в своей основе, — подчеркивает Бжезинский. — Коммунизм духовно и физически ослабил Россию до такой степени, что процесс ее возрождения будет долгим и трудным и нет никакой уверенности в его исходе. Ближайшие перспективы развития особенно мрачны, так как появляется все больше признаков начала социально-экономического упадка, который во многих отношениях можно сравнить с великой американской депрессией начала 30-х годов1 резкий спад производства и потребления, гиперинфляция и растущая безработица. Россия сталкивается также с вероятностью усиления классовых конфликтов, когда обнищавшие массы охватывает желание выместить свое недовольство на немногочисленных нуворишах, а также с усилением ненависти по политическим мотивам. В этих условиях русский народ едва ли воспримет предпринимательский дух или политическую культуру компромисса, необходимую для успешного перехода к демократическому обществу с многоукладной экономикой. Усиление же кризиса русской духовности — неизбежное следствие кризиса экономического и геополитического раскола Российской империи".

Адализируя настроения в травмированном драматическими событиями обществе, американский политолог пишет, что распад Советского Союза глубоко шокировал даже тех русских, которые признали ошибочность марксистской доктрины, присущее ей лицемерие и неэффективность советской системы. Неожиданно сократившаяся в масштабах Россия была низведена до статуса бедной и зависимой страны третьего мира, пользующейся советами и благотворительностью Запада, стала объектом насмешек со стороны находившихся ранее в ее подчинении нерусских народов, что вызывает у многих чувство раздражения.

Бжезинский выделяет две противоположные тенденции в современном российском обществе Меньшинство настойчиво выступает за то, чтобы Россия стала нормальным, постимперским и во все большей степени национальным европейским государством, за включение ее в конечном итоге в формирующийся Европейский союз и, таким образом, за то, чтобы она раз и навсегда признала факт независимого существования бывших нерусских субъектов. Предполагается, что это будет медленный процесс, так как разрыв между Россией и Западом по объективным и субъективным меркам огромен. Но, как считают приверженцы такой преспективы, это — единственный способ стать современным демократическим государством.

Однако многим русским подобный взгляд представляется "нереальным и искаженным". Нереальным — потому, что Россия и за многие десятилетия не сможет преодолеть разрыв с Европой в уровне жизни и в способе мышления. Искаженным — потому, что в любом случае это повлекло бы за собой отречение России от своей самобытной культуры, истории и собственной "души". В то же время концепция сильного государства, воплощающего в себе неповторимые традиции России, насаждающего дисциплину во имя более высокого идеала, стремление вновь добиться всемирного признания могущественной империи и определить для себя новую миссию по отношению к внешнему миру, возможно, в союзе с другими обездоленными государствами, может оказаться весьма привлекательной, отмечает Бжезинский. Она может внести ясность в нынешнее смятенное состояние ума среднего русского, может вновь представить реальность "в черно-белых тонах" и послужить оправданием для социальной жертвенности и политического подчинения. В конечном счете, подчеркивает он, эта опасность может воплотиться в "новой мифической цели". Она проявится не в "возрождении коммунизма", который "слишком дискредитировал себя", а скорее в "новой форме фашизма". "Русский вариант фашизма вряд ли зайдет настолько далеко, как нацизм с его уникальными навязчивыми идеями расизма... Ему даже не пришлось бы провозглашать себя фашизмом и открыто заимствовать прежние фашистские доктрины, — излагает свою точку зрения американский политолог. — Вероятнее всего, это был бы фашизм на практике: комбинация диктаторского правления, господства государства над частично приватизированной экономикой, шовинизма и усиленных имперских мифов. Эта смесь заполнила бы "черную дыру", которую оставил после себя в России большевизм, создала бы условия для принудительного порядка, который не смогли обеспечить демократия и свободный рынок".

Но, если это в конце концов произойдет, считает Бжезинский, "возникновение новой формы фашизма не ограничится одной Россией. Он почти наверняка распространится на ряд бывших советских республик, которые, по-видимому, будут испытывать не меньшие трудности и столкнутся с более мрачными перспективами демократии, чем Россия. Его бациллы могут также поразить политически нестабильные страны Центральной Европы, особенно если посткоммунистический переход в этом регионе начнет претерпевать колебания, и распространиться даже на некоторые страны Западной Европы".

Прогнозируя глобальные последствия такого варианта развития событий, Бжезинский пишет, что в будущем, в условиях еще большего неравенства между промышленно развитыми государствами Запада и развивающимися странами, у России "может возникнуть соблазн" возглавить обездоленный мир: "К этому могут подтолкнуть геополитические дилеммы и идеологическая неразбериха. Но чтобы претензии российского руководства были восприняты другими, они должны основываться на работающей социально-экономической модели. Полуфашистская Россия, неизбежно ослабнет вследствие вовлеченности в битвы за сохранение империи и не сможет выработать такую модель. Россия, успешно идущая к демократии, ориентировалась бы на Запад и продолжала бы зависеть от его поддержки. Таким образом, ее постепенная интеграция в развитый мир исключала бы тесное и идеологическое единомышление с народами третьего мира".