РПЦ в годы безбожной советской власти. Жизненный путь В.Ф.Войно-Ясенецкого. Миссионерское служение святителя Луки, страница 5

В годы своей третьей ссылки (с 1937 г.) про­фессор Войно-Ясенецкий получил разрешение ехать в г. Томск для рабо­ты в очень обширной библио­теке меди­цинского факультета. Он обращался к мар­шалу К. Ворошилову с просьбой дать возможность закончить свои «Очер­ки гнойной хирургии», по­скольку проблема эта была очень важна для военно-полевой медицины.

В конце войны епископ Лука написал небольшую книгу «О поздних резекциях при инфицированных ранениях больших суставов», которую пред­ставил на соискание Сталинской премии вместе с «Очерками».

В своих покаянных молитвах епископ Лука просил у Бога прощения за то, что продолжал работы по хирургии, связанные с необходимостью иссле­до­­ваний на трупах, но дававшие множество важных открытий. «Но однажды, – вспоминает он, – моя молитва была остановлена голосом из неземного ми­ра: «В этом не кайся!» И я понял, что «Очерки гнойной хирургии» были уго­д­ны Богу, ибо в огромной степени увеличили силу и значение моего испо­вед­ания имени Христова в разгар антирелигиозной пропаганды» [1, с.79].

Одиннадцать лет своей жизни провёл святитель Лука в тюрьмах и ссыл­ках, терпеливо и смиренно перенося все их трудности и испытания. Красочно описывает святитель в своих воспоминаниях условия жизни в са­мом дальнем месте своей ссылки – небольшой деревушке Плахино – в двух­стах тридцати вёрстах за полярным кругом, где ему довелось прожить боль­ше двух месяцев. Его жильё составляла «довольно просторная половина избы с двумя окнами, в ко­торых вместо вторых рам бы­ли снаружи приморожены плоские льдины. Ще­ли в окнах не были ничем за­кле­ены, а в наружном углу местами был ви­ден сквозь большую щель днев­ной свет. На полу в углу ле­жа­ла куча снега. Вто­рая такая же куча, никогда не таявшая, лежала внутри избы у порога вход­ной двери. Для ночлега и днев­но­го отдыха крестьяне соорудили широ­кие нары и покрыли их оленьими шку­ра­ми... Вблизи нар стояла желез­ная пе­чурка… Иногда по ночам меня будил точно сильнейший удар грома, – трес­кался лед поперек всего широкого Ени­сея» [1, с.54]. Там же святителю пришлось совершить незабываемое для него крещение двух детей. За неи­ме­нием Требника и облачения он сам «сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили». «Убогое человеческое жилье было так низко, – вспом­инает он, – что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревян­ная кадка, а все время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели» [1, с.56].

Владыка-доктор не­изменно являл своим примером христианскую лю­бовь и ми­лосер­дие к стра­дающим людям. Везде, где была возможность, он принимал больных и в больницах, и прямо на дому, никому не отказывая в безвозмездной помощи, и час­то в ответ на благодарность паци­ен­тов говорил: «Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему» [1, с.121].

Ко всем людям епископ Лука относился с христианской любовью и че­ловеческой теплотой. Он вспоминает, как в Таганской тюрьме все арестанты, в том числе и он, получили небольшие тулупчики от жены писателя Максима Горького. Проходя по коридору, он увидел через решетчатую дверь камеры, пол которой по щиколотку был залит водой, сидящего у ко­лон­ны и дрож­а­ще­го полуголого «шпаненка» и отдал ему этот полушубок. Это произвело огро­м­ное впечатление на уголовников. «Позже, – признается владыка, – в других тюрьмах я не раз убеждался в том, как глубоко ценят во­ры и бандиты прос­тое человеческое отношение к ним» [1, с.42].

Во всех местах ссылок, где была возможность, епископ Лука совершал богослужения и при необходимости и возможности – рукоположения. Так, в Енисейске, где было много храмов, но большинство из них были заняты сто­ронниками «Живой церкви», владыка служил по воскрес­ным и праздничным дням в гости­ной своей квартиры с несколькими бывшими с ним священни­ка­ми. В течение полутора месяцев на всех остановках на обратном пути по Ени­сею от Туруханска до Крас­но­ярска, в которых были приписны церкви, владыку встречали коло­коль­ным звоном и он служил там молебны и пропо­ве­довал. «С самых дальних времен архиерея в этих местах не видали» [1, с. 61]. В последние годы ссылок – во время войны – епископ Лука «совмещал лечение ра­не­ных с архиерейским служением в Красноярской епархии и во все воскресные и праздничные дни ходил далеко за город в маленькую клад­би­щенскую цер­ковь… Служить архиерейским чином было невозможно, – вспо­минает он, – так как при мне не было никого, кроме одного старика-свя­щен­ника, и я огра­ничивался только усердной проповедью слова Божия» [1, с.85].

Владыка никогда никому не отказывал в благословении, а на требо­ва­ние упол­номоченного ГПУ не благословлять в больнице ответил, что по ар­хи­е­рей­скому долгу не может этого сделать и предложил повесить на боль­ничных две­рях объявление о запрещении больным просить благословения, чего, ко­неч­но, сделано не было. С простыми деревенскими людьми владыка Лука часто беседовал, читая и объясняя им Священное писание.

Ссыльный епископ-хирург долгие годы оставался в памяти жителей тех мест, где ему доводилось бывать потому, что он с любовью, вниманием и терпением делал всё возможное для спасения людей.

«В 1937 году, начался страшный для Святой Церкви период – … Нача­лись массовые аресты духовенства и всех, кого подозревали во вражде к со­ветской власти… Ежовский режим был поистине страшен. На допросах арес­тованных применялись даже пытки. Был изобретен, так называемый допрос конвейером, который дважды пришлось испытать и мне» [1, с.79-80]. Заклю­чен­ных крайне плохо кормили. Один из таких допросов продолжался в те­че­нии тринадцати суток. Епископ Лука несколько раз прибегал к такой форме протеста, как голодовка, но на участь его это никак не влияло, а ухудшение состояния здоровья было вполне ощутимо.